Читать книгу - "Укротитель кроликов - Кирилл Шелестов"

— Че выдумывать! Правду говорю! — не унимался Плохиш. Его, напротив, распирало от гордости. Он возбудился. — Там, главное, и сумма-то была — копейки. Саня меня послал с пацанами. Я приезжаю к этому подвалу, где Ефим свои мухоморы выращивал, а там, понял, сырость такая! Мрак. В натуре, хуже, чем в камере. Пацаны говорят, слышь, мы туда не пойдем. Че тут брать-то! Короче, я иду один, хватаю клюшку для гольфа, слова худого не говоря, как шарахну Ефима по башке! Он — с копыт. Вытаскиваю его на улицу, братва сует его в багажник и везем к Сане. Еле живой был, когда доставали. Я, в натуре, думал, окочурится.

— Попадешь ты когда-нибудь за свой язык, — оборвал его Пономарь. — Ефим теперь сам кого хочешь в багажник засунет.

Гозданкер в это время неспешно беседовал с губернаторской четой о чем-то важном. Почувствовав мой взгляд, губернатор повернулся в нашу сторону и заговорщицки мне подмигнул, вероятно намекая на завтрашнюю поездку. Следом за ним обернулся и Гозданкер и небрежно помахал нам рукой.

— А ты заметил, что Кулакова нет? — вдруг спросил Пономарь.

— Может, не пригласили? — предположил Плохиш.

— Чтобы мэра да не пригласили! Скажешь тоже! — Как и многие бизнесмены, Пономарь считал себя знатоком политических раскладов. — Черносбруев-то вон крутится. А кто он такой, по сравнению с Кулаковым! Нет, это Кулаков специально к врагам не пошел. Чует засаду.

Но я уже не слушал их. Я смотрел в другую сторону. И было на что посмотреть.

4

Она стояла в другом конце зала. Высокая, лет двадцати двух, с густыми черными волосами в художественном беспорядке, черными, ночными, блестящими глазами, тонким носом и подвижным большим ртом. Она с нескрываемым любопытством наблюдала за всем происходящим, и смена впечатлений легко читалась на ее выразительном лице.

На ней был оранжево-красный тесный пиджак, такая же короткая юбка и рыжие замшевые сапоги. Среди губернского бомонда она выглядела как-то крамольно, как всполох пламени.

Даже не знаю, что мне нравится в женщинах больше: породные носы или отсутствие вызова в глазах. И то и другое у нас большая редкость. Порода в России вывелась давно, и незнакомые женщины обычно смотрят на вас с высокомерным вызовом. Как будто это вы вчера, будучи пьяным, тупо приставали к ней на вечеринке и были с позором выведены из зала ее мужем.

Может, они считают, что именно таким взглядом должны встречать мужчину настоящие дамы, а может быть, просто бессознательно копируют агрессию проституток, которые также диктуют моду нашим женщинам, как бандиты мужчинам.

Я пробрался сквозь толпу и, поравнявшись с девушкой, некоторое время постоял рядом, нарочно не глядя открыто в ее сторону, чтобы не спугнуть.

Краем глаза я отметил ее тонкие запястья и длинные ноги с узкими коленками. Между тем, худой она не была. Я обожаю эти боттичеллиевские линии: прямые плечи, высокая талия, скрипичный изгиб бедра и изящные лодыжки.

Такие женщины сохраняют летящую легкость, даже набирая лишний вес. И, лаская их, вы сходите с ума оттого, что ваши руки знают тайну, скрытую от глаз.

Поглощенная своими наблюдениями, она не расслышала мотива судьбы из Пятой симфонии Бетховена. Она слышала дребезжание нашего раздолбанного оркестра и нестройный шум голосов. А зря. Я был уже близко.

Между нами говоря, вовсе не обязательно спать с женщиной для того, чтобы понять, стоило ли это делать. Обладая некоторой наблюдательностью и опытом, вы через полчаса общения можете определить, следует ли приглашать даму к себе сегодня, не лучше ли это сделать через неделю или вовсе отказаться от подобной затеи.

Посторонних мужчин рядом с ней не наблюдалось, и не было похоже, что она кого-то дожидалась. Странно, что я ее прежде не встречал.

— Простите, вы не на телевидении работаете? — начал я. — Мне кажется, я видел ваше лицо.

— Нет, — ответила она весело. — И никогда не работала. Равно как в «Потенциале». Даже «крышу» им делаю не я. Хотя, говорят, я похожа на бандитку. — Она состроила забавную гримасу. — Я здесь вообще случайно. По чужому приглашению. Практически никого здесь не знаю.

Голос был с легкой хрипотцой, не высокий и не звонкий. Стоило попробовать.

— Какое совпадение, — фальшиво обрадовался я. — Я тоже попал сюда случайно. Зашел в филармонию, после работы, думал, отдохну душой, послушаю музыку. Я, кстати, врач по профессии. Терапевт. Моя фамилия…

— Хватит врать-то, — прервала она бесцеремонно, обжигая меня взглядом. — Вас зовут Андрей Решетов. Вы у Храповицкого работаете. Вас весь город знает. Раньше вы выпускали интересные газеты, всех разоблачали. А потом продались нефтяникам и стали писать всякую чушь.

Это замечание мало походило на комплимент. Оно наводило на мысль о том, что город знает меня не с лучшей стороны, и приятного продолжения знакомства не сулило.

Можно было, конечно, ответить, что я не интересуюсь чужим мнением о себе. Но эта гордая реплика наталкивалась на легкое опровержение: тогда какого черта я старался ей понравится?

Пока я раздумывал над достойным ответом, она продолжала:

— Да вы не обижайтесь. Вы тут далеко не худший экземпляр. — Она примирительно улыбнулась своими полными губами.

— Я надеюсь, — отозвался я со сдержанным достоинством. — Стремлюсь к совершенству. Просто не всегда получается…

Она не слушала.

— Не понимаю, что люди находят хорошего в подобных мероприятиях? — рассуждала она вслух. — Все обнимаются, а сами ненавидят друг друга.

Я мог бы мстительно возразить, что она, в некотором роде, тоже здесь. Среди обнимающихся и ненавидящих. Но делать этого я не стал. Мне чужда мелочность. Я вообще не спорю с женщинами, пока они не начинают критиковать мои вкусы в отношении других женщин.

— Да, — подхватил я с энтузиазмом. — Это точно. Я и сам думал, как тягостно здесь, среди всей этой фальши и пересоленных объедков, двум столь рафинированным и искренним людям, как вы и я! Между прочим, я знаю пару тихих мест неподалеку…

— Вы ко мне пристаете? — Она по-прежнему улыбалась, но ночные глаза сделались настороженными.

— Нет еще, — ответил я поспешно. — Я так быстро не могу. Я старомодный. Мне нужно время. Боюсь случайных знакомств и все такое.

— А мне про вас говорили другое, — заметила она упрямо. — Мне рассказывали…

— Что я пишу плохие стихи? — перебил я. — Это неправда. На самом деле я рисую замечательные картины. И, заметьте, никакой обнаженки. Только пейзажи. Морские. Утро в лесу. Три медведя. Иван Грозный убивает своего сына. В этом духе. Просто я их не показываю. Как вы думаете, почему это губернатор на вас так подозрительно смотрит?

На всякий случай следовало отойти от опасной темы моего бурного прошлого.

— Мне кажется, он смотрит совсем в другую сторону, — сказала она удивленно. Странно, что при таких данных она была столь доверчива.