Читать книгу - "Сотвори себе мир - Чингиз Абдуллаев"

Мы все сделали так, как я предлагал. Сначала сдали нашичемоданы в камеру хранения Кельнского вокзала и поехали в Дюссельдорф. Я был вомногих городах Германии, но такого пышного и красивого города не видел.Особенно впечатляют улицы у канала или бульвара, я не знаю, как они этоназывают, но действительно красиво. А вот в ресторанах служат только русскиедевочки. В Германии такое ощущение, что вся страна состоит из наших девочек итурецких рабочих. Наших я сразу узнавал по лицам, по манере поведения, даже поразговору. Они ведь говорили друг с другом по-русски. Если турки, попавшие вГерманию, или вьетнамцы, оставшиеся здесь после исчезновения ГДР, говорят дажедруг с другом по-немецки, чтобы совершенствовать свои знания в языке, то нашимна это наплевать. Все равно говорили и будут говорить по-русски.

В индийском городе Агре, где находится знаменитыйТадж-Махал, весь город говорит… только по-русски. Это смешно, но это правда.Весь город в магазинах с русскими названиями — «Саша», «Маша», «Миша», «Лена» итак без конца. Хлынувшие после открытия «железного занавеса» советские туристызаставили-таки местных индийцев выучить такой сложный для них русский язык. Иэто в Индии!

Когда попал туда впервые, не поверил своим глазам, нонадписи на русском были красноречивые любых слов. А Стамбул? В этом городетеперь все надписи на русском и польском языках. Ну, с поляками все ясно. Это уних в крови — заниматься торговлей, постоянно что-то выгадывать. А вот снашими! Турки учат русский язык и как учат! Я уже не говорю о Кипре, Пакистане,Египте, Китае. Нужно было разрушить этот «занавес», чтобы мы хлынули по всемумиру.

Из Дюссельдорфа мы вернулись в Кельн и ночью выехали вПариж. Я уже больше не пытаюсь к ней приставать. Неохота снова унижаться. Хотя,если честно, то очень хочется. Не понимаю, почему она себя так ведет. В концеконцов можно быть и полюбезнее, я все-таки спас ей жизнь. И отвечаю за еебезопасность на этом чертовом Маврикии.

В Париж мы приехали рано утром. Ничего не хочу говорить оПариже. Про этот добавлять что-либо свое. Хотя утренний Париж мне непонравился. Какой-то туманный, словно Лондон, сонный, грязный, размытый. Может,потому, что и настроение у нас было не особенно хорошим.

Подполковник куда-то позвонила, и уже вскоре в одномнебольшом кафе мы ждали связного. Он приехал туда, сильно опоздав. По-моему, онбыл из посольства и очень боялся, что его заметят французы и вышлют из страны.Он так боялся, что на нас даже стали обращать внимание. Представляю себе егосостояние. В голодной, разоренной, уголовной России он будет чиновником назарплату в пятьдесят долларов. То есть подыхать с голоду, не имея возможностикормить своих детей. А во Франции он живет на полторы тысячи долларов, детисыты, обуты, ходят в чистую французскую школу, а жена не боится выходить наулицу, уверенная, что ее наверняка не изнасилуют и не прибьют где-нибудь в подъезде.Собственно, мне на это наплевать. Я не состою ни в одной партии и никогда неголосовал, да, видимо, никогда и не буду. У меня такая профессия, что лучшеникогда не ходить на выборы, рискуя засветиться. Но положение в городе я знаю.Жены у меня, правда, нет, но есть постоянная подруга — Алена, у которой растетдочь, стервочка лет десяти. Вот от них я и узнаю последние новости. Хотя вАлене я хожу не так часто — когда просто хочу отдохнуть и поесть домашнегоборща. Она не обижается, видимо, все понимает. А я очень люблю вот таких, всепонимающих и молчаливых баб. Балаболка в нашем деле только навредит.