Читать книгу - "Лучший приключенческий детектив - Татьяна Дегтярёва"

— Откуда они у тебя, Эд? — не дожидаясь ответа, спросила Алина. — Признавайся, храм какой-нибудь ограбил?

— Похож на святотатца?

Алина уставилась на меня с таким видом, с каким, вероятно, Ломброзо изучал настоящих преступников.

— Не сказала бы, — ее визуальное исследование оказалось в мою пользу. — Ладно, я поняла, что ты ничегошеньки мне не скажешь. Впрочем, я девчонка нелюбопытная. Идем, покормлю.

— Как младенца? — этот мой фривольный намек заставил ее покраснеть.

Если честно, мне нравятся стыдливые женщины. Что-то, значит, в них осталось от непорочности, от давней, еще в детстве воспитанной привычки сидеть, прикрывая острые коленки подолом платьица, от психологии чисто девичьей неуступчивости.

Я растроганно привлек Алину к себе, но она мягко отстранилась.

— Эд, сегодня отдыхаем. Дело в том…

Я явственно уловил в ее голосе некие интригующие нотки — они появляются тогда, когда человеку хочется похвастаться.

— В чем, дорогая?

— Что мне завтра надо быть в форме. Как-никак, первый рабочий день…

— Ты куда-то устроилась? Поздравляю! И когда же выкатишь поляну? Сейчас или с первой получки?

— С зарплаты, конечно.

Я с удовольствием уминал приготовленные Алиной котлеты — сочные, душистые, стопроцентно мясные. Хорошо шли под них замечательно пропитанные подливой рожки, столь любимые мною. Маленькие слоеные пирожочки с мясом, которые я съел под ряженку, окончательно доконали меня. Я ел с огромным аппетитом и наслаждением, чем доставлял Алине несказанную радость. Несомненный атавизм: мужчина приволок тушу мамонта, а женщина на костре так приготовила вырезку, что храбрый охотник воспылал к ней еще большей страстью.

— Значит, ты решила лишить меня всего этого удовольствия, — сурово сказал я. — Теперь, дорогой Эд Хомайко, сам готовь себя яичницу по утрам — так ведь получается?

— Зато буду платить тебе за квартиру и вносить свою долю в наш общий котел, — не без кокетства возразила Алина. — Не могу же я вечно висеть у тебя на шее.

— И что же, если не секрет, ты себе подыскала?

— Это весьма крупная фармацевтическая фирма. А должность… Секретарь-референт президента. Пока пообещали триста долларов в месяц. Ну, для начала неплохо, а, Эд? Я соблазнилась еще тем, что можно будет помогать, не в ущерб основным обязанностям, сотрудникам юридического отдела. Мне ведь надо среди них потереться. Куда я без практики?

— А сколько лет президенту?

— Где-то под сорок. Представительный такой, приятный мужчина.

— И что тебе вменяется? Отвечать на звонки, готовить кофе, покупать шефу билеты на самолет — бизнес-класс, естественно, сопровождать его в поездках? Не нравится мне эта твоя должность!

— Но, Эд! Разве обязательно…

— Ублажать шефа и запрыгивать к нему в постель? Увы, в наше время это прямо-таки эпидемия!

— Во-первых, я люблю тебя, Эд! — она во второй раз объяснялась мне в любви! — Во-вторых, Александр Владимирович показался мне человеком порядочным! В-третьих, неужели я похожа на такую дрянь, которая без разбору…

— Нет-нет, — поспешил я успокоить ее, чувствуя, что перегнул палку в своих мрачных предположениях.

— Наконец, в-четвертых, не могу же я оставаться безработной. Через месяц-два ты мне сам напомнишь об этом…

— Ладно, Алина, не обижайся. А насчет того, чтобы быть в форме… Знаешь, гимнасткам перед ответственным выступлением рекомендуют этот самый контакт… Отличное самочувствие, прилив сил и в таком же духе.

— Хорошо, договорились. Эд, о таком самце, как ты, мечтают, наверное, все киевлянки!

— Твоими устами глаголет истина, — без ложной скромности согласился я.

И тут проснулся мой «мобильник». Узнав Зою, я тут же отправился в гостиную.

— Побеседовал? Удачно? — спросила Зоя.

— Даже не представляешь себе, насколько. Малышка, я перед тобой в долгу.

— Не преувеличивай, Эд! — сердито отмахнулась она и тут же ядовито добавила: — Кланяйся сестренке! Привет!

— Послушай… — пробормотал я, но оправдания не понадобились — короткие звонки в них совсем не нуждаются.

Я вернулся к Алине и опять поразился, насколько обостренным чутьем наградил женщин Господь — что-то в моей подружке изменилось, хоть она ничем не постаралась выдать себя.

— Жена приятеля, который еще обливается потом в Либерии, — соврал я. — Спрашивала, не звонил ли он. Давно, говорит, писем не получала.

Алина кивнула, но я ни капельки не засомневался в том, что мне она тоже ни на капельку не поверила.

Любили мы друг друга на сей раз яростно, но коротко. Я не забыл, что завтра у Алины очень ответственный день.

Глава V

Надо отдать должное — Блынский в иконах разбирался великолепно. Даже не ожидал, что его «экспертиза» окажется столь непродолжительной. Правда, пока Морис Вениаминович разглядывал «Спаса» и «Одигитрию», все остальное в мире для него перестало существовать, а сам он напоминал охотничьего пса, который к чему-то принюхивается или прислушивается. Полная неподвижность — как у живой статуи!

— И та, и другая — работы истинных мастеров. Скорей всего, из Западной Украины. Редкие, весьма редкие вещи! — Блынский поднес к губам высокий стакан с апельсиновым соком, но отхлебнуть передумал.

Я же пригубил в общем-то дрянной, несмотря на цену, кофе и, стараясь, чтобы в голосе прозвучали озабоченные нотки, спросил:

— Значит, не подделка?

— Что вы! Не только не подделка, а даже не список. Уверен, что эти иконы существуют в единственном экземпляре.

Мне понравилось, что Блынский говорит правду. Впрочем, покупать иконы он у меня не собирался. И еще мне стало ясно, что владелец «Сальвадора» видит эти редкости впервые. Значит, густой слой пыли, покрывающий бумагу, в которую они были завернуты и примеченный мною еще в дядиной квартире, меня не обманул. Если не ошибаюсь, Морис Вениаминович в гостях у Радецкого никогда не был. Будь иначе, Модест Павлович не удержался бы, точно похвастался бы раритетами перед человеком, который не хуже него самого разбирается в иконописи.

— Быстро, однако, вы определили, что «Спас» с «Одигитрией» действительно уникальны, — искренне похвалил я Блынского. — Мне, если честно, представлялось, что вы их чуть не под лупой будете рассматривать.

Жесткие глаза Мориса Вениаминовича смягчились: мой комплимент явно пролил бальзам на его душу искусствоведа — уж не знаю, стихийного или профессионального.

Я был рад, что мы сидели в маленьком, но чрезвычайно дорогом и, наверное, потому совершенно пустом кафе на Подоле. Что может быть лучше, когда никто не мешает и ничто не отвлекает?

— Опыт, Артур, чутье… Опять же, сакральным искусством я начал интересоваться едва ли не с младых ногтей. Году, наверное, в семьдесят шестом посмотрел «Андрея Рублева» — фильм меня, отрока, потряс! И надо же, сосед по лестничной клетке, профессор лингвистики, оказался страстным коллекционером живописи. Его собрание насчитывало до сотни «досок». Простите, что употребляю столь мерзкое слово, —