Читать книгу - "Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин"

«Кири-куку! – весело крикнуло в голове. – Чего расселся? Давай действуй!»

Слепаков испугался, он вообще очень боялся этого странного, звонкого и довольно нахального, внутреннего голоса. Иногда это явление объясняла интересная и совсем не невероятная мысль: а не сходит ли он с ума? Снова прислушался к себе. Вроде ничего, тишина. Никто его больше не понукал. Он сосредоточился и начал действовать. Сначала включил маленький красно-оранжевый ночник, антикварную вещицу: бронзовая подставочка с основанием из бледного с серыми прожилками полированного оникса и абажур из китайского шелка с бахрамой.

Посмотрев на эту старинную поделку (досталась Зинаиде Гавриловне от мамы), Всеволод Васильевич вздохнул. Ночник словно напоминал ту теплую и спокойную атмосферу в доме, которую умела создавать жена. Почему-то чуть не подумал «покойная»… Что с ним? Почему «покойная»? Кто собирается лишить жизни Зинаиду Гавриловну? Уж не он ли сам из банальной ревности? Ведь он, безупречный служака Всеволод Слепаков, уже стал, пусть невольным, виновником одной смерти. И сейчас собирается стать причиной убийства, преднамеренного и подготовленного.

Значит так: включил ночник, тщательно запахнув портьеры. Из дальнего черного угла, из-под платяного шкафа вытащил коробку, которую получил у седоусого специалиста, самодеятельного талантливого изобретателя, на рынке у Киевского вокзала. Раскрыл коробку, достал странный ящик с какими-то кривыми проводками, оголенными на концах, и ручкой, похожей на выключатель радиоприемника. Там, внутри, еще что-то поблескивало. Разглядывая и ощупывая этот небольшой агрегат, Слепаков бормотал:

– Усатый сказал вот так… Ну и… тогда… Автоматическое переключение. Иначе… иначе вся сила тока уйдет вниз, в подвал. А если… Усатый придумал это и… Только при правильном настрое ток накапливается, переводится от прямого удара – в сторону…

Слепаков поставил ящик поближе к отопительной батарее, подсоединил оголенные провода к вентилю, зачищенному от масляной краски. Минут десять копался внутри ящика. Наконец вытер пот со лба, достал из кармана обычный удлинитель, соединил его в нужном месте с ящиком и включил штепсель в розетку над плинтусом. Возник еле слышный, но настойчивый гуд, как будто внутри ящика ожил черный бархатный шмель. Темный в полусвете красно-оранжевого ночника, похожий на представителя инфернального мира, Слепаков выждал положенные минуты и повернул круглую ручку включателя. Раздался негромкий, но резкий треск. Одновременно послышались металлическое звяканье внизу, под полом, и короткий крик. Трясясь от ужаса, Слепаков бросился к розетке и вырвал штепсель. «Кири-куку! – услышал он знакомый опознавательный знак. – Укокошил! Теперь мотай удочки, дядя!»

Дрожащими руками он отсоединил таинственный ящик от батареи. Положил его в коробку, туда сунул и удлинитель. Погасил ночник. Вышел в прихожую, достал из стенного шкафа инструментарий домашнего пользования. Выбрал крепкую стамеску с хорошо заточенным концом, подумал и зачем-то сунул ее во внутренний карман плаща.

Устранил, как ему представлялось, следы ночного пребывания в собственной квартире, вытер тряпочкой отпечатки пальцев. Забрав коробку с ящиком-убийцей, тихо открыл дверь. Неслышно закрыл ее, будто опытный квартирный вор, и на цыпочках спустился пешком по лестнице.

На первом этаже выглянул из-за угла, прислушался. Общая тишина. Правда, в какой-то квартире привычно горланил и постреливал телевизор. Где-то долбала ритмическая страсть подростковой Африки, всемирно властвующей в этой жизни. В комнатке консьержки царило беззвучие, шторки за стеклом задернуты. Но почему-то атмосфера в подъезде, как ему казалось, была неприятная: довольно холодно, верхний свет приглушен.

«Нанятый в сторожа либо спит в конурке, либо работает у бессовестной Фелии Сергеевны», – сказал себе преступный пенсионер.

Он крадучись выбрался во двор, зашел со стороны квартиры бывшего (теперь уж окончательно бывшего) прапорщика Хлупина и глянул вверх, на окно погубленного врага. За окном Хлупина чернел непроглядный мрак. Держа под мышкой коробку с изобретением вислоусого мужика, Слепаков дворами, сквериками, детскими площадками пробирался в сторону Москвы-реки.

Ночь установилась сырая, промозглая, полная какого-то странного беспредельного отчаянья и совсем лишенная звезд. Почти облетевшие купы старых лип, словно таившие внезапную опасность, встречали Слепакова на каждом шагу. А светлые и во тьме березы источали белесоватость и вызывали нервное напряжение. Наконец, он был у реки. Вода, черная, слегка двигавшая маленькие волночки под крутоватым берегом, пятнами неопределенного цвета отражала очень дальние, совсем обесцвеченные огни. Слепаков медленно отступал от шоссе, там мелькали фары немногочисленных авто. Один раз с треском промчался, будто астронавт в скафандре и шлеме, фанатичный мотоциклист-рокер.

И вот он совсем один – он, Слепаков Всеволод Васильевич, двойной убийца. Никого. Теперь оставалось уничтожить улики. Слепаков взял в обе руки коробку, присел и с выдохом бросил ее как можно дальше от берега. Послышался сильный всплеск. Потом булькнуло, волны заплескались в соседних усохших камышах, и кто-то хрипло произнес совсем рядом, сокрытый чернотой большого куста:

– Ясно, следы преступления скрывает. А может, и ребенка живого выбросили, младенца… Это запросто. Серый, а Серый, нужно бы в ментуру сообщить…

Пыхнул и замаячил огонек сигареты во рту говорившего.

– Да нет, вряд ли ребенка, – возразил другой, менее отзывчивый на чужие несчастья. – А в ментуру ходить – самому в нее попасть. Там начнут вытягивать: кто, чего? Зачем сами там находились? Ну, мы же ничего не знаем. Утопил ночью кто-то что-то. А что утопил? Мы ведь – ни гугу, ни хрена. И точно посодют за сокрытие улик. Давай бутылку, а то мне не останется.

Не надо говорить о том, что Слепаков через минуту был уже далеко от неожиданного диспута впотьмах. Приседая, прячась за деревьями, он петлял, как испуганный зверь. Но путь его был устремлен в определенном направлении. Стараясь обходить световые пятна фонарей, он приблизился туда, где у моста скромно стояли темненькие «Жигули». Слепаков перевел дух, направился к машине, дернул дверную ручку и, сунув голову внутрь, сказал:

– Спасибо. Я другого от тебя и не ждал.

– Пожалуйста. Куда поедем? – негромко спросил сидевший за рулем.

– По Каширскому шоссе до Барыбино, а там увидим.

– Не близко. Уже час ночи. Ну, садись.

Оглянувшись еще раз, Слепаков повалился на сиденье рядом с водителем.

– От тебя пахнет спиртным. Ты что, пил?

– И пил в ресторане, и еще разные вещи делал, совершенно жуткие. Я тебе все расскажу позднее.

– Ты очень изменился. Прямо не похож на себя. – И машина медленно тронулась.

Ехали неспешно, не очень уверенно, подчеркнуто правильно, чтобы не привлекать ничьего внимания, особенно представителей милицейского ведомства. Ближе к Каширскому шоссе увидели гонку нескольких лимузинов, мчавшихся один за другим с невероятной маневренностью и скоростью, будто каскадеры на съемках криминального фильма. Через несколько секунд это ночное ралли исчезло, стали слышны хлопки.