Читать книгу - "Мадемуазель Синяя Борода - Лариса Соболева"

Девушка приказала Анисье привести лучшую портниху и шляпницу, ведь если она явится на бал в старом, вышедшем из моды платье, ее засмеют. Наташа не должна отличаться от московских дам, не должна вызвать к себе повышенный и ненужный интерес. Юная Гордеева спешно готовилась к балу и невообразимо волновалась. Она бывала на детских балах, которые устраивали помещики в их округе, приходилось бывать и на взрослых балах в Дворянском собрании, но всего-то пару раз, едва позволил возраст. Вскорости матушка полностью переменилась, покинула поместья, ездила в Петербург, а Наташа точно в клетке сидела. Не до балов было матушке! Хотя один раз именно в Москве девушке удалось попасть на бал, только уехать пришлось, к сожалению, сразу, едва Агриппина Юрьевна переговорила с нужными людьми. Наташа намеревалась тоже переговорить с нужными людьми, с какими – она пока не имела представления. Решила сначала попасть к Треповым, а уж там она разберется.

Платье-шмиз с высокой талией из индийского муслина, украшенное мельчайшими оборочками и полосками, с глубоким вырезом на спине, который заканчивался кокетливым бантиком из ленты, проходившей под грудью впереди, было изумительно. Декольте немного смущало Наташу – чересчур открыто, вызывающе, непривычно.

– Не извольте беспокоиться, мадемуазель Натали, – убеждала модистка, густо напудренная белой пудрой. – Нынче дамы носят точь-в-точь такие декольте, особливо на балах. Вон у вас и шейка, и плечики чудо как хороши. Отчего ж надобно непременно закрывать женскую красоту? К тому ж фасон взят из журнала «Костюм паризьен», все именитые парижские дамы шьют наряды из этого журнала. Мне доставляют модные газеты и журналы из самого Парижу. Мужчины нынче отдают предпочтение аглицкой моде, но женщины… женщинам без Парижу никак не жить.

Московская модистка наверняка больше понимала в моде, нежели Наташа, потому юная Гордеева спорить не стала. Да и красивое платье, ничего не скажешь. А шляпка-гнездо «шуте» в стиле бидермейер, с широкими полями, обрамляющими лицо, с атласными лентами, вообще не поддавалась описанию. На миг Наташа забыла о своей истинной цели, любуясь собой в зеркале. Ах, чудо, ах, прелесть! Зато Иона едва не лишился чувств, когда Наташа потребовала оплатить счета. Побледнел, затем покраснел старик-управляющий, опять побледнел, а губы его в негодовании затряслись:

– Эк тебя разнесло-то без матушки! Денег едва на дорогу до Неаполя хватит, а ты тратить их вздумала? Не дам-с!

– Да как ты смеешь! – высокомерно вздернула носик Наташа. – Ты холоп, а указываешь мне?! Несносный старик! Это же… черт знает что!

– Нешто барышне пристало ругаться навроде мужика того! – вытаращился Иона, впервые услышав из уст Гордеевой грязные слова. – Ай-яй-яй! Слышала б матушка…

– Иона! Платье и шляпка готовы, ты меня ставишь в неловкое положение…

– Лишних денег у нас нету, сударыня. Да и как вы на бал-то решили попасть? Где билет ваш с приглашением, а? Нету у вас билета! Никто вам его не прислал-с! Это вам не наше Дворянское собрание, это Москва-с! Ежели у нас билет присылают, то в Москве…

Когда старик выходил из себя, он непременно обращался к Наташе на «вы».

«А вообще-то матушка распустила слуг, – думала про себя Наташа. – Эти вольтерьянские идеи до губерний докатились. Вот теперь изъясняйся с собственным холопом!»

– Да кто посмеет остановить меня, столбовую дворянку, когда явлюсь я в роскошной карете, запряженной четверкой, с кучером, в шикарном платье, с горничной и с лакеем? Вы все поедете сопровождать меня, а ты наденешь лакейскую ливрею.

– Я-то надену, – покривился старик, будто проглотил ведро клюквы без сахару, и его морщинистый лик стал препротивным. – А ну как остановят вас? А как назад повернут? Вот сраму-то будет! Чистый скандал! Конфуз! Осрамитесь на весь московский свет!

– Дай денег, Иона, на том покончим, – горячилась Наташа.

– Не дам-с, – сложил тот на животе руки и глаза в сторону отвел.

– Как это не дашь?! – окончательно рассердилась Наташа, заметавшись по комнате и чуть ли не рыча: – Не смешно ли: я у собственного холопа выпрашиваю денег! Ну, будь по-твоему. Обойдусь! Я имение заложу, что в приданое мне положено, но на бал попаду! А матушка, когда узнает, что ты мне отказал в такой малости, дабы выручить ее…

– Имений у вас нету! – в запале выкрикнул Иона.

– Как это нет? – усмехнулась Наташа. – У нас пять имений, деревни и села, пашни и леса, без малого три тысячи душ…

– Ни душ, ни имений, ни пашен с лесами у вас и вашей матушки больше нет-с. Я вам не однажды втолковывал, да вы слышать ничего не желали, сударыня. Все ваше богатство – я да Фомка с каретой и еще Анисья.

Это было новостью и неправдоподобием. Наташа – девушка с хорошим приданым, еще два года назад с Агриппиной Юрьевной вели переговоры лучшие фамилии в округе о будущем ее дочери, мол, неплохо бы породниться. Три имения с деревеньками и полторы тысячи душ, не считая пуховиков, лошадей, выездов и прочих мелочей, обещалось в приданое за Натальей! Далеко не за каждой княжной дают такое приданое.

– А куда ж они подевались? – еще не верила в катастрофу Наташа.

– Проданы-с!

– Проданы? Кому?! Когда?!!

Иона молчал, глядя в пол. Что-то незнакомое Наташе было сейчас в его облике. Может быть, углубились морщины, и оттого лицо приобрело усталый вид. Или выцветшие глаза потеряли уверенность. Или опустились плечи. А немногим ранее Иона ходил прямо, гнул руками подковы, скакал верхом. Но эти изменения говорят о старости, они так же естественны, как смена дня на ночь. Нет, что-то еще появилось в Ионе – тусклое, нерадостное.

– Матушка не могла продать имения! – более чем его, уговаривала Наташа себя. – Да сколько раз она говаривала: «Самое большое богатство – это земля. Ничто не сравнимо с ней. Все бренно и не вечно, кроме земли. Голодай, воду пей, но землю не продавай». А ты говоришь – проданы? Ты нарочно меня обманываешь, чтоб я не поехала на бал?

– Я правду сказал.

Эта правда, которую Наташа не принимала и не понимала, забилась в голове, словно колотили по ней молотом. Крах, конец! И припомнила Наталья, что много из того, что было ценного, она давно не видела у матушки.

– Где драгоценности? Я все перерыла…

– И драгоценностей нету-с.

– Мы… – Наташа не могла выговорить ужасное слово, лишь одними губами шевельнула: – Мы разорены? Отвечай, Иона! Разорены?

– Да-с!

Ответ Ионы убил девушку. Состояния теряли в один единый миг, это Наташе было известно, но не такие огромные, как было у Гордеевых! Как могло случиться, что и Гордеевы потеряли состояние? Наташа упала на стул, глаза ее блуждали в потрясении, словно искали из лабиринта краха хотя бы узкую тропинку, которая привела бы к спасению. Вдруг со всей очевидностью Наташа представила, что ждет ее и матушку без денег. Значит, все усилия напрасны? И этот скверный старик до сих пор молчал! Взглянув на него, она залилась слезами. Теперь Наташа плакала от обиды, несправедливости и жалости к себе. Плакала от стыда, только сейчас сообразив: ведь потому и не принимали ее знакомые матушки и всякие чины – знали, что Гордеевы нищие.