Читать книгу - "Умереть от любви, или Пианино для господина Ш. - Анна Дубчак"

– Но кто-то же вам помогает?

– Да. Приходит Настя, домработница. Но она не дождется моей смерти. Договор хотела составить об опекунстве, уходе и прочей дребедени. Я ей сказала: «Настя, не дождешься…» Вы же слышали такой анекдот про старого еврея? Это и про меня, хотя я не еврейка. Но тоже умная и люблю вкусно поесть. Так как насчет джина?

– Не могу, я за рулем.

– Ну тогда чашку кофе, идет? Вас как зовут?

– Наташа.

– Вот как? И меня Наташа. Наталия Петровна Бланш.

– Бланш? Так вы сестра Елизаветы Максимовны?

– Нет, деточка, я ее мама.

Наталия была потрясена. Елизавета Максимовна Бланш, директор ее музыкальной школы, была уже лет двадцать как на пенсии. Мать и дочь были совершенно не похожи. Елизавета Максимовна была маленькая, сухонькая и вся в белоснежных буклях. Наталия же Петровна, напротив, была женщиной высокой, статной и как будто бы смуглой, с серебряными волосами, забранными на затылке.

– А Дора – ваша внучка?

– Не хочу о ней даже слышать. У меня с ней конфликт. И давно. Она хотела перебраться с мужем в эту квартиру, а я, представьте себе, не умерла, как она ожидала. Не оправдала, так сказать, ее доверия. Не люблю корыстных людей. Я сама заработала эту квартиру, много концертировала.

– Вы пианистка?

– Угадали.

Наталия ожидала, что Бланш начнет ворошить сейчас старые афиши и в прямом смысле пускать пыль в глаза, но ничего подобного не случилось. Очевидно, эта женщина вышла из того возраста, когда себя ведут подобным образом. Она была выше всего мелочного и амбициозного. Судя по тому образу жизни, который она вела, эта женщина окружила себя роскошью и жила каждым днем, поедая икру и запивая ее джином. И наверняка была по-своему счастлива.

– Вы сказали, что в соседней квартире никто не живет. Но почему?

– А потому что я не хочу.

– А при чем здесь, извините, вы?

– Это теперь моя квартира. Я купила ее. Сначала она, да, была государственной и все такое прочее… Но у меня была еще одна квартира, на Набережной, и ничуть не хуже этой. Вот тогда-то я и поменяла ту, что на Набережной, на эту. А вот здесь жил мой покойный муж. Он умер, оставив мне ее. И таким образом у меня получилось две квартиры на одной лестничной клетке. Знаете, очень удобно.

– И вы купили ее сразу после смерти ее бывших хозяев?

– Не купила, повторяю вам, а обменяла.

– Но с кем же вы менялись? Если хозяева погибли.

– Да здесь уже на следующий день появилась какая-то дама из исполкома и заявила мне, что это теперь ее квартира. Ну я возьми и предложи ей квартиру на Набережной. Там и лоджия большая, с чугунными решетками, и комнатка для прислуги имеется, да и трубы там только что заменили. Вот мы с этой самой, не помню уж теперь фамилию-то, женщиной и поменялись. Но я так думаю, что ей просто страшно было жить там, – Наталия Петровна махнула костлявой рукой в сторону жуковской квартиры, – все-таки такое несчастье.

– А вы-то сами были знакомы с ними?

– Конечно. Они у меня иногда стулья брали, когда к ним гости приходили. Знаете, симпатичные были люди, скажу я вам. Но я удивилась, когда узнала, что Леночка собирается на море с малышкой на руках. Я-то сама, конечно, и ездила, и летала с Лизкой на руках, ничего не боялась. Но ей все-таки сказала: «Будь осторожней». Так и сказала. Но она не послушала.

– А вещи… Вещи Жуковых… где?

– А они так в целости и сохранности и остались. Может, конечно, та женщина, что собиралась там жить, что-то и взяла, но на вид она такая интеллигентная, навряд ли украла. Я все ждала, что приедут родственники, а никто не приехал. Хотя приходил Родионов, Сережа… Я его тоже знаю, еще по консерватории, но он тоже ничего не взял. Сказал, что не может даже находиться там, где не стало Леночки. Он очень любил ее. Она же такая красавица была, пела. У них пианино стояло. Может, эта женщина его и вывезла? Я бы услышала, но мне пришлось неделю жить на даче, а потом вот как раз и объявилась эта дама. Но инструмент был старый, очень старый, и его почти невозможно было настроить.

– Наталия Петровна, вы ничего не слышали о Родионове?

– Слышала. Как же: он стал министром культуры. Достойный человек, скажу я вам. У него было, знаете, повышенное чувство ответственности, что ли. Мне рассказывали о нем только самое хорошее.

– С ним случилось несчастье. Он погиб.

– Да вы что! Ну и семейка! Просто наваждение какое-то. И что же с ним случилось?

– Его убили, а я занимаюсь расследованием. Если угодно, могу показать документ.

– Нет-нет, что вы, милочка, вы такая чудесная, я вам верю. Вы, очевидно, хотите меня о чем-нибудь расспросить, а я тут заболталась. Знаете, у меня вот здесь болит. Я понимаю, об этом не принято говорить вслух, но какой-то идиот вставил мне такой протез, что, была бы у меня палка, непременно бы поколотила его. Поэтому, с вашего позволения, я его выну, вот так. – Она ловким движением вынула вставную челюсть и положила на стол, прикрыв салфеткой, а сама же стала до такой степени уморительной, что Наталия едва удержалась, чтобы не расхохотаться. – Ну вот, теперь и поговорить можно, – прошепелявила Наталия Петровна и, состроив серьезную мину, приготовилась слушать.

– Что вы можете сказать об этой семье?

– Я же говорила, симпатичные люди. Молодые, красивые. Хотя Валентин Сергеевич был, конечно, постарше. Лет на десять, наверное. Понимаете, прошло столько времени, но я как сейчас помню Леночку. Она всегда очень хорошо одевалась, следила за собой, у нее были густые светлые волосы, а какая фигурка! Даже беременность ее не испортила. Со спины невозможно было определить, с животом она или без.

– Если я вам сейчас покажу фотографию, вы сможете ее узнать?

– А почему бы и нет? Вот только очки надену.

Бланш долго рассматривала снимок, где Елена была в обществе двух мужчин.

– Вот это – Валентин Сергеевич, а кто второй, могу только догадываться. Это не очень приятная история. Красивый молодой человек. Он приходил к ней довольно часто. А потом, знаете ли, почти переселился к ним. Я сначала думала, что они родственники, брат, например, или еще кто… Но однажды утром, было очень рано… Я уж и не знаю, говорить вам о таких вещах или нет, но раз вам это нужно… Словом, я вышла на балкон, чтобы полить цветы. Часа четыре, наверно, было. Но я всегда встаю рано. Я лучше днем посплю… Но я отвлеклась. Так вот, наши балконы, как вы понимаете, находятся на одной стороне. Они считаются нежилыми, то есть нам, жильцам, запрещено вывешивать там, к примеру, белье, чтобы не портить внешний вид города, так сказать. Но, я повторюсь, было четыре часа утра, и поэтому молодые люди не боялись, что они своим поведением как-то испортят этот самый внешний вид. И вот этот самый молодой человек, который на вашей фотокарточке, и Леночка, оба совершенно голые, как это называется сейчас, занимались любовью. Прямо на балконе. У Лены был уже месяц восьмой-девятый. Но это им не мешало. Больше того скажу: им не мешала я, которая стояла в нескольких метрах от них и смотрела, старая дура… На меня напал столбняк, что ли… Но я, признаться честно, досмотрела до конца. Замерла с лейкой и словно окаменела. Со мной-то мой муж таких вещей не проделывал. Стеснительный был очень. Вот и поплатился.