Читать книгу - "Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева"

— И все?

— Все.

— Маловато…

— То-то и оно. Разведаешь?

— А как же!

Располагая информацией о тех, кто, скрепя сердце, все-таки заплатил «собачий» налог, я обходил стороной дома, которые ни в малейшей степени не занимали ни меня, ни моих работодателей. Прочие строения — очень даже интересовали.

Я останавливался у ограды и высматривал следы пребывания или отсутствия собаки. Истрепанные игрушки, прокушенные мячики, плошки с остатками пищи, коробки из-под сухого корма… Если что-нибудь из этого попадалось на глаза, я начинал тихонько скулить и призывно гавкать, изображая сгорающего от похоти кобеля или, знамо дело, сучку. И если кто-то думает, что все это так просто, он глубоко заблуждается. Шотландский волкодав никогда не откликнется на призыв той-терьера, а немецкая овчарка — на скулеж таксы. Порой приходилось задействовать весь свой арсенал, прежде чем из-за дверей слышалось повизгивание и ответный лай.

Попались, голубчики!

Оставалась сущая безделица: явиться наутро к налоговикам и с чистой совестью добропорядочного гражданина заложить владельца псины.

— Получите!

Я принимал причитающееся вознаграждение и отбывал восвояси.

Жизнь моя обретала смысл и краски, материальное положение стремительно улучшалось. Денег хватало. Их хватало даже на то, чтобы раз в месяц прокатиться в столицу штата, чтобы провести пару часов в объятиях не самой дорогой девчонки.

Я свысока поглядывал на едва сводящего концы с концами Старецци, но на рожон не лез. Тайное чувство превосходства и без того тешило самолюбие. К тому же, до конца испытательного срока оставалось все меньше — еще чуть-чуть, и я вновь обрету всю полноту пока еще урезанных гражданских прав. Не стоило искать приключений на собственную голову, куда разумнее было ждать и… заниматься делом.

Тиссовая аллея, Липовая, Яблоневая… Жители Литл-Крика, как выяснилось, очень любили животных и очень не любили отрывать от своего бюджета лишний доллар, поэтому я уверенно смотрел в будущее. Тем более что сбоев в ночной «работе» почти не было — талант, он либо есть, либо его нет.

Разок, правда, случилось непредвиденное. Через пять минут после того, как я начал «концерт» перед импозантным особнячком в стиле первых поселенцев, я услышал ответный лай.

— У-у-у! Вау! Вау!

И что-то показалось мне в этом лае неестественным. Потому я не ретировался, потому и увидел, как открылась дверь на веранду и в освещенном проеме появился старательно гавкающий мальчишка. Я чуть не выругался в голос. Шутник! Люди вкалывают, а он развлекается. С трудом подавив жгучее желание надрать проказнику уши, я скрылся в темноте.

Мэйн-стрит, Гарден-стрит, Даунинг-стрит… Я трудился, не жалея горла, и ничто не предвещало, что счастливые денечки на исходе, что грядет ужасное разочарование и близок финал.

Финал, как и положено, наступил неожиданно. Неприятности всегда случаются в неподходящий момент — когда ты на подъеме, когда полон сил, планов и надежд. Громадный, ужасный, лохматый, с безумными глазами, и что самое прискорбное — сгорающий от любви кобель (это я потом узнал, что кобель) пулей вылетел из калитки и, не обнаружив вожделенной подружки, страстно призывающей его, как дьявольская собака Баскервилей накинулся на человека, так некстати оказавшегося рядом и, очевидно, спугнувшего потенциальную возлюбленную.

— Уйди, дрянь! — истошно возопил я.

Мое нежелание быть покорной жертвой только распалило кровожадную тварь. Она кинулась…

— А-а-а! — заорал я что было мочи, подозревая, что сейчас покину юдоль земных страданий и перенесусь в мир иной, в мир, безусловно, лучший, куда, впрочем, отчего-то никто не торопится.

— Назад!

Это кричал не я, кричал плечистый мужчина, кубарем выкатившийся из дома. Хозяин пса насилу оторвал от меня свое ненаглядное чудовище, но собака успела измочалить мою правую руку и проверить, что прочнее — ее клыки или мое горло.

— Вы в порядке? — спросил мужчина, держа кобеля за ошейник.

Я промычал что-то невразумительное. Тогда я еще не знал, что слово «дрянь» и протяжное «а-а-а» были последними звукосочетаниями, беспрепятственно вырвавшимися из моего горла.

— Ты в порядке? — спросил хозяин, обращаясь к псу. Чудовище радостно оскалило клыки.

Спасибо, «скорую» вызвал. Приехали быстро, перевязали, уложили, вкололи что-то теплое, через секунду полыхнувшее огнем в жилах.

— Как себя чувствуете? — склонился надо мной человек в белом комбинезоне.

Я закатил глаза. Хуже не бывает!

Потом были больница, операции, трубки в гортани, хитрые приборы, позволяющие с грехом пополам выдавливать что-то, отдаленно напоминающее слова.

— Есть хотите?

— …чу.

— В туалет?

— …чу.

Так и изъяснялся. С грехом пополам. Будь у меня деньги, возможно, мне бы помогли по-настоящему, но я был беден, как церковная мышь, а какому служителю медицины нужен нищий экс-уголовник? Что с него возьмешь?

Такие дела… А кто во всем виноват? Мэл Аттисон! Искуситель! Змей! Если бы не его дурацкое распоряжение, если бы не его «антикобелиная» акция, ничего бы не произошло, ровным счетом ничего. Не было бы ночной «охоты», не было бы и похотливого чудовища… Я бы спокойно доработал свое в бакалейной лавке Джулиано Старецци и отправился на все четыре стороны. Я бы пел, кричал, смеялся и трепался со всяким встречным-поперечным, будь у меня на то желание. Мэл Аттисон лишил меня этого счастья.

Как же я его ненавижу! Кстати, к кобелю у меня претензий нет, что взять с неразумной псины? Тем более ее так и так пристрелили через неделю. Сама виновата, не надо было пасть разевать. Я ненавижу Аттисона! К тому же, сволочь этакая, через полгода он взял да и сменил гнев на милость в отношении владельцев собак. К избирательной кампании готовился. В губернаторы.

Как же хочется все ему припомнить! Жаль, не получится. А ну как фонд «За гуманное отношение к животным и людям», благотворительностью которого я теперь существую, возмутит мое прошлое? Нет, я кушать хочу.

Но как же хочется все-все ему высказать! И не эпистолярно, а громко и гордо. Я даже телефончик узнал, личный, который в справочниках не значится. Трубку снять и позвонить… Не могу! Молчу. Пишу письма.

Перевел с английского С. Борисов

Максим ДУБРОВИН

САМАЯ ГЛАВНАЯ РОЛЬ

Было страшно, точно без брони

Встретить меч разящий в упор,

Увидать нежданно драконий

И холодный и скользкий взор.

Н. С. Гумилев

Дорога пылила под копыта. Солнце, с утра теплое и нежное, теперь раскалило доспехи до состояния адской жаровни. Пот пропитал рубашку, и она неприятно липла к спине. Из-под войлочной шапочки на голове теплая капелька сползала на щеку, но вытереть ее, не снимая перчаток и