Читать книгу - "Глаз в пирамиде - Роберт Антон Уилсон"

«Какого черта ты ухмыляешься?» — мрачно спросил он.

Внезапно Сол вспомнил, что еще во время повсеместного запрета на марихуану конгрессмен Кох в одном из своих выступлений что-то говорил о конопле, упоминая ее в связи с именем Вашингтона. О чем же он говорил? Ах вот, вспомнил... Он говорил о дневниковых записях, из которых следовало, что Генерал еще до опыления отделял женские растения от мужских. Если он выращивал коноплю для изготовления веревок, то с ботанической точки зрения необходимости в таких манипуляциях не было. В то же время, как указывал Кох, это стандартная практика выращивания конопли для получения марихуаны.

А «иллюминизация», или «просветление», было одним из слов, которыми всегда пользовались хиппи для описания ощущений, которые испытываешь после употребления травки высшего сорта. Даже более привычный термин, «вмыкание», если задуматься, имел такой же смысл, как и «просветление». А что, если нимб над головой Иисуса Христа на католических иконах как раз и символизировал такое «просветление»? И Гёте — если он действительно был иллюминатом — имел в виду именно такой опыт, когда произносил на смертном одре: «Больше света!»

«Мне следовало стать раввином, как хотел мой отец, — грустно подумал Сол. — Работа полицейского меня портит. Через пару минут я начну подозревать Томаса Эдисона».

ROCK ROCK ROCK TILL BROAD DAYLIGHT...

Мэри Лу Сервикс медленно возвращается в сознание, словно жертва кораблекрушения, которая добралась до спасательной шлюпки.

— Господи, — тихо выдохнула она. Саймон поцеловал ее шею.

— Теперь ты знаешь, — прошептал он.

— Господи, — повторила она. — Сколько раз я кончила? Саймон улыбнулся.

— Я не из тех мачо с анальными комплексами, которые ведут учет. Думаю, около десяти-двенадцати раз.

— Господи. А эти видения. Что это было? Это ты так влиял на мою психику или дело в траве?

— Лучше расскажи мне, что ты видела.

— Значит так. У тебя над головой было что-то вроде нимба. Большого голубого нимба. А потом я увидела такой же нимб и у себя, и он состоял из разных голубых точечек, которые кружились и извивались. А потом все пропало. И появился свет. Чистый белый свет.

— А что, если я бы тебе сказал, что у меня есть друг, дельфин, и он всегда обитает в этом беспредельном свете?

— Перестань меня разыгрывать. До сих пор ты был такой милый.

— Я тебя не разыгрываю. Его зовут Говард. Я могу устроить тебе с ним встречу.

— С рыбой?

— Нет, крошка. Дельфин — не рыба, а млекопитающее. Такое же, как ты или я.

— Слушай, мистер Саймон Мун, или ты самый большой умник из всех, кого я знаю, или самый большой дурак. В самом деле. Но этот свет... Господи, я никогда не забуду этот свет.

— А что произошло с твоим телом? — невинно спрашивает Саймон.

— Ты не поверишь, но я не знала, где мое тело. Даже во время оргазмов я не знала, где находится мое тело. Все превратилось в сплошной... свет...

ROCK ROCK ROCK AROUND THE CLOCK TONIGHT...

Покинув Даллас в тот достопамятный полдень 22 ноября 1963 года, человек, воспользовавшийся именем «Фрэнк Салливэн», прошмыгнул мимо Маккорда и Баркера в аэропорту, и его мысли не омрачили дурные предчувствия о грядущем Уотергейте. (А на Травяном холме фотографируют Говарда Ханта; позже этот снимок попадет в папку к нью-орлеанскому окружному прокурору Джиму Гаррисону по кличке «Веселый зеленый великан». Впрочем, Гарри-сон так никогда и не приблизился к истине хотя бы на расстояние светового года...)

— Сюда, кис-кис-кис, — зовет Хагбард.

Но сейчас мы снова возвращаемся обратно, в Лас-Вегас второго апреля. Шерри Бренди, урожденная Шарон О'Фаррелл, вернувшись домой в четыре часа утра, застает в своей гостиной Кармела. Ее это не удивляет; он часто наносит такие неожиданные визиты. Судя по всему, он обожает вторгаться на территорию других людей, словно какой-то гадкий вирус. «Дорогой», — воскликнула я, бросившись к нему с поцелуем, как он любил. «Чтоб ты сдох», — подумала я, когда наши губы встретились.

— Клиент на всю ночь? — небрежно поинтересовался он.

— Да. Один из ученых, которые работают тут в пустыне, хотя все мы делаем вид, что не подозреваем об их существовании. Ненормальный.

— Он хотел чего-то особенного? — быстро спросил Кармел. — Ты повысила тариф?

Иногда мне кажется, что у него в глазах вместо зрачков долларовые знаки.

— Нет, — говорю я, — он просто хотел переспать. Но потом меня не отпустил. И всю ночь трепался. — Я зеваю, оглядываясь на хорошую мебель и хорошие картины, выдержанные в одной розово-сиреневой гамме, и все было бы поистине прекрасно, если бы не эта гнусная тварь, сидевшая на моей тахте и похожая на голодную дохлую крысу. Мне всегда нравились красивые вещи, и вообще я, наверное, могла бы быть художницей или дизайнером, если бы не злая судьба, которая всегда подкладывала мне свинью. Боже, кто сказал Кармелу, что голубую водолазку можно носить с коричневым костюмом? Честное слово, если бы не женщины, мужчины всегда ходили бы в таком виде. Так мне кажется. У них нет чувства прекрасного. Пещерные люди, беглые рабы, одно слово, мужичье.

— Этот тип — большой умник, — говорю я, чтобы отвлечь внимание Кармела и не дать ему начать очередной допрос с пристрастием. — Он против фтора в питьевой воде, и против католической церкви, и против педиков. И считает, что противозачаточные пилюли нового поколения еще хуже прежних, и вместо них я должна пользоваться диафрагмой. Боже, у него есть свое мнение обо всем на свете, и мне пришлось все это выслушать. Ну и тип.

Кармел кивнул.

— Все ученые — придурки, — сказал он.

Я стянула через голову платье и повесила его в шкаф (красивое зеленое платье с блестками; новый фасон, в котором мои соски торчат наружу сквозь маленькие дырочки. Лично для меня это сплошной геморрой, поскольку они постоянно натираются и опухают, но это очень возбуждает клиентов, а я всегда говорю, что в нашем деле главное — это терпение. Хочешь иметь деньги в этом сучьем городе с его сраной удачей, девочка, у тебя есть только один путь — терпеть и давать) и поскорее схватила халат, пока старый хрен не решил, что настало время для его еженедельного французского секса.

— У него классный дом, — говорю я, чтобы отвлечь внимание этого говнюка. — Он может жить не на базе, потому что он слишком важная шишка для всяких там правил и предписаний. Дом красивый. Стены из красного дерева, отделка цвета жженого апельсина, и все такое. Классно. Но он это ненавидит. Ведет себя так, словно в доме обитает призрак графа Франкенштейна. То и дело вскакивает и выглядывает в коридор, словно кого-то боится. Кого-то такого, кто ему голову откусит в один миг. — Я решила немного раскрыть верхнюю часть халата. Либо Кармел все-таки возбудился, либо он хочет чего-то другого, а что-то другое обычно означает, что он подозревает меня в утаивании денег. Будь он проклят со своим поганым ремнем. Конечно, иногда во время порки у меня на миг бывает некое странное ощущение, я даже думаю, это вроде того оргазма, какой бывает у мужчин, но никакой оргазм не стоит такой боли, уж поверьте мне. Мне вот интересно, правда ли, что некоторые женщины испытывают оргазм? На самом деле испытывают? Лично я в это не верю. В нашем бизнесе никто еще не получал этого от мужчины, разве что только от мисс Розовой Ладошки и ее пяти сестричек. А если никто из нас не испытывает этого, что же говорить о порядочных девочках-натуралках?