Читать книгу - "Иллюзия жизни - Михаил Черненок"

– Слышал, будто Царькова построила дворец хлеще, чем у Главы районной администрации, – сказал Голубев.

Пахомов иронично подмигнул:

– Главу района, пожалуй, не перещеголяла, но коттедж получился славный, в два этажа с мезонином.

– Зачем одинокой женщине такие хоромы?

– Это на российский взгляд – хоромы, а по зарубежным меркам – нормальное жилье. Привыкли мы обитать в лачугах да малогабаритках. Многие из зависти теперь осуждают «новых русских». Всех, кто сориентировался в рыночной неразберихе, считают заклятыми врагами и ворами. У меня другое мнение: кому карман позволяет, пусть на месте лачуг возводят дворцы. Недвижимость за границу не увезут. Все новостройки в России останутся. Красивее от них наша земля станет.

– Раньше София Михайловна жила здесь, на Кедровой?

– Здесь, как только они с Гошей поженились. Исключительно трудолюбивая женщина. Успевала и в доме прибрать, и постирать, и овощные грядки в огороде прополоть.

– Теперь, наверное, прислугу содержит?

– Из прислуги у нее в коттедже постоянно живут только сторожиха Галина Григорьевна, женщина в годах, с обученной овчаркой да, как говорили в старину, ключница Яна Золовкина. Новосибирская спортсменка, которая заведует всем хозяйством. Молодуха, скажу тебе, с перчиком. Лицом и статью красна, на язычок остра, в работе шустра.

– И при всех расходах Царькова еще оплачивает стихотворство бывшего мужа. Неужели такой великодушный жест вызван страстной любовью?

– В русском языке слово любить равнозначно слову жалеть. София Михайловна оберегала бывшего супруга из жалости. Клятву она дала мучительно умиравшей свекрови, что ни при каких обстоятельствах не бросит Гошу на произвол судьбы. При мне это было. Нина Сергеевна на моих глазах скончалась. Я и похороны ее организовывал. Гоша при смерти матери впал в такой транс, что практически ничего не соображал.

– А до того каким он был?

– Вполне нормальным. Стихов не писал. С помощью афганских сослуживцев успешно занимался предпринимательством. Подержанную «Тойоту» купил, Софию как куколку нарядил и сам одевался неплохо.

– Разводились Царьковы мирно?

– Без проблем. Собственно говоря, развода, как такового, не было. Просто Гоша наотрез отказался переезжать из родительского дома в коттедж. По просьбе Софии Михайловны я уговаривал его не супротивиться. Он – ни в какую! Дескать, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Возможно, правда была на его стороне. Когда жена тянет семейный воз словно ломовая лошадь, а муж витаете облаках, трудно ужиться под одной крышей. Согласен, а?…

– С этим трудно не согласиться, – сказал Слава. – Пешеходова тоже что-то в этом роде мне говорила.

Пахомов усмехнулся:

– Матрена может наговорить сорок бочек арестантов. Она, как магнитофон, запоминает чужие слова, но свои мысли у нее на уровне куриных. Чего ты хочешь от пожилой женщины, которая не отличает «Трех мушкетеров» от «Трех богатырей». Часто приходится одергивать старую. Серчает! По соседям трещит, будто критикой допекаю Гошу. Да, если бы я не критиковал его, он бы сочинял несусветную чушь либо чужие стихи под своей фамилией публиковал. А еще по просьбе Софии Михайловны я следил, чтобы Гоша не увлекался алкоголем. Надо отметить, тут он к моим словам прислушивался.

– Стоило ли Царькову вообще выпивать?

– Не только выпивать, но и напрягать голову сочинительством не стоило. Разными путями пытался его сдержать, мол, Гоша, не суетись, нажми на тормоза. Приводил ему чеховское высказывание о том, что писатель должен писать много, но не должен спешить. В этом отношении все советы отлетали от него, как от стенки горох. Оттого и получалось рифмованное пустозвонство…

С Пахомовым Голубев расстался перед закатом солнца. Андриян Петрович проводил Славу до калитки, попросил его передать низкий поклон Бирюкову, а напоследок сожалеючи проговорил:

– Тяжкая судьба выпала Гоше Царькову. Сложное нынче время, точно по Пушкину: «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет!»…