Читать книгу - "Игра в кубики - Марина Крамер"

О родстве Митина с заместителем мэра города Светлана Александровна на всякий случай тоже решила Вике не говорить. Ей казалось, что именно этот факт и делает развод Митина с женой практически невозможным, и Вике совершенно незачем об этом знать, а то еще, чего доброго, начнет считать себя человеком второго сорта – если ее так и не предпочли дочке крупного чиновника.

– Ну, что ж, – вдруг произнесла Вика глухим от еле сдерживаемых рыданий голосом, – бронзовая медаль – это, наверное, тоже хорошо.

– Это на Олимпиаде хорошо, а не в брачном забеге.

– Ну, как выяснилось, мне бежать уже некуда. А довольствоваться третьим местом – ну уж нет. Мне и второе-то не нравилось, – она заплакала, снова ткнувшись лицом в теткины колени.

Вика рыдала так горько, что Светлана Александровна начала укорять себя за вмешательство, за то, что полезла в жизнь племянницы, что открыла ей глаза на любимого мужчину.

«Может, не надо было говорить? – мучилась она, слушая, как рыдает Вика. – Пусть бы и дальше… а что – дальше? Дальше морочил бы ей голову? Кормил обещаниями? А годы идут… и подвернется более молодая, которой тоже можно будет долго пудрить мозги. Нет уж, пусть лучше сейчас переплачет, перестрадает. Ничего, ничего… От этого семейства вообще лучше держаться подальше, она просто не знает об этом».

Неожиданно Вика поднялась, вытерла рукавом халата мокрые глаза и молча ушла из кухни. Из ее комнаты до Светланы Александровны донесся звук фена, потом стук ящиков комода, а через несколько минут Вика хлопнула входной дверью.

Светлана Александровна встала и на ватных ногах подошла к окну – племянница выскочила из подъезда и опрометью кинулась в сторону автобусной остановки.

«Боже мой, что я наделала?! – с испугом подумала тетка. – Ведь она сейчас что угодно может натворить, что угодно! Зачем я сказала?»

Вика не помнила, как оказалась в этой части города, как вообще добралась сюда, на другой конец, как вошла в этот парк, как села на лавку, а главное – откуда в ее руке появилось эскимо в блестящей упаковке. Она не ела мороженое с детства, не понимала его вкуса, и только сильный стресс мог заставить ее купить и съесть это лакомство.

Судя по тому, что в руке ее оставался довольно маленький кусочек на палочке, ела Вика его уже давно. Осмотрев остаток еще раз, она сморщилась и бросила эскимо в урну. Пугало не съеденное мороженое, не калории, которые неизбежно дадут себя знать, а провал в памяти.

Вика и прежде сталкивалась с этой проблемой, когда, сильно перенервничав, через какое-то время не могла вспомнить, что делала или как попала в какое-то место. Сегодня же она даже не могла вспомнить, с чего вообще все началось.

– Так, Виктория, успокойся и возьми себя в руки, – пробормотала она, стараясь не впасть в панику. – Почему у тебя влажные волосы? Наверное, ты была дома. Что-то произошло, и ты из дома ушла – вернее, убежала, раз волосы влажные. А что могло заставить тебя выйти из дома с мокрой головой? Правильно, скандал или ссора с мамой Светой. Уже легче…

На самом деле легче не стало, потому что причину ссоры Вика так и не вспомнила, как не вспомнила и то, как попала в этот парк.

Заболела голова, в висках словно застучали разом сотни молотков, грозя расколоть череп. Вика сжала голову ладонями, наклонилась к коленям, стараясь удержаться в сознании. Мимо проходили мамаши с колясками, гуляли пенсионеры, но никто даже не поинтересовался, не нужна ли помощь скрючившейся на лавке женщине.

Вика просидела в такой позе до тех пор, пока не почувствовала, что в голове прояснилось. Народа в парке стало заметно больше – через него жителям спального района было ближе добираться от остановки. Вика бессильно сидела на лавке и никак не могла заставить себя подняться и поехать домой. Почему-то не хотелось видеть маму Свету, словно бы она чем-то сильно обидела ее, что-то такое сказала, от чего у Вики в один момент внутри образовалась огромная дыра, такая, что она ощущала ее физически. Но какие именно слова произнесла приемная мать, Вика вспомнить не могла.

«Наверное, так даже лучше, – вяло думала она, разглядывая причудливую кладку тротуарной плитки под ногами. – Мозг блокирует негативную информацию, чтобы организм снова не отреагировал. Какая, собственно, разница, кто и что сказал, когда тут посерьезнее проблема – такие провалы в памяти… Этак я вообще могу невесть что натворить и помнить не буду».

Эта мысль испугала Вику, и она почти машинально сунула руку в сумку, проверяя наличие там футляра со стерильным скальпелем, но его не было.

«О, господи… куда он делся?! Я же помню, как утром, выходя со смены, я взяла новый, а старый оставила на списание… Где он?!»

Лихорадочно роясь в сумке, Вика вдруг четко увидела картинку – ее рука, держащая вскрытую упаковку, но скальпеля в ней нет. И от этого стало еще страшнее.

Следователь

Полина возвращалась домой в половине десятого – заезжала в судебный морг к Зайченко, чтобы еще раз осмотреть трупы потерпевших.

Эксперт оказался прав – разрезы, обнаруженные на шеях потерпевших, были похожи один на другой, даже размеры отличались всего на пару миллиметров. И следов крови на трупах не было.

«Значит, их действительно сперва убили, потом уничтожили все следы… хотя одежда… не голыми же он их резал? – думала Полина, шагая по аллее от автобусной остановки к дому. – Ну, допустим, девушку еще можно как-то в эту схему уложить, в мужчину средних лет? Но рука-то явно одна и та же… Если моя версия с квартирой верна, то, опять-таки, мужчина не укладывается в схему в прямом и в переносном смысле – если убийца – тоже мужчина, то как он его в квартиру заманивал? Чем? Зайченко сказал, что могла быть и женщина. А что, запросто – если хирург, допустим. Но тогда – девушку куда? Черт бы побрал этих психов, никогда в их логике не разберешься. Надо еще заказать экспертизу на предмет наличия препаратов в крови – я только снотворным могу объяснить то, что один из трупов – мужской. А какой кайф резать обездвиженное тело тогда? Горите в аду, граждане психи…»

В квартире было тихо, только в самой глубине, в кухне, шумела вода – очевидно, Лев мыл посуду после ужина.

Полина сбросила ботинки и пальто, сунула ноги в мягкие тапочки и, кинув сумку на полку, прошла в