Читать книгу - "Под напряжением - Джеффри Дивер"

Мы ведь лишены цепких когтей, и наш мышечный тонус — приношу свои извинения всем поклонникам атлетической гимнастики — производит поистине жалкое впечатление по сравнению с силой мускулатуры любого дикого животного, сравнимого с человеком по весу.

Официальное название узоров на подушечках наших пальцев (на руках и ногах) — узоры гребешковой кожи — от слова «грести», что раскрывает их исходное предназначение.

Линкольн Райм бросил взгляд в сторону Амелии Сакс, которая находилась на расстоянии десяти футов от него. Она спала в кресле, свернувшись калачиком, и казалась удивительно спокойной и умиротворенной. Густые рыжие волосы закрывали половину ее лица.

Была почти полночь.

Он вернулся к размышлению о завитках гребешковой кожи. Они покрывают фаланги пальцев рук и ног, а также ладони и ступни. Человека можно уличить в совершении преступления на основании отпечатка ступни с тем же успехом, как и на основании отпечатка пальца, хотя обстоятельства такого преступления, по-видимому, будут несколько необычными.

Людям уже очень давно было известно об индивидуальном характере завитков гребешковой кожи — эта их особенность использовалась восемьсот лет назад, когда вместо подписи под документом неграмотные ставили отпечаток пальца, — но лишь в девяностые годы XIX века их стали использовать в криминалистике для установления причастности подозреваемого к данному преступлению. Первый отдел сличения отпечатков пальцев в правоохранительном учреждении возник в Калькутте, в Индии, под руководством сэра Эдварда Ричарда Генри; его имя и было присвоено системе классификации отпечатков пальцев, которая используется в полиции по сей день.

Причина этих странных размышлений Райма над значением отпечатков пальцев была очень проста — в данный момент он смотрел на собственные пальцы. В первый раз за много лет.

Впервые с несчастного случая в подземке.

Он поднял правую руку, согнул в локте, запястье и ладонь повернул таким образом, чтобы видеть ее поверхность, и теперь внимательно рассматривал узор на ней. Райм был преисполнен восторга, того же чувства, которое посещало его, когда ему удавалось отыскать крошечное волокно, микроскопический след, едва различимый отпечаток в грязи, которые позволяли ему однозначно связать подозреваемого с данным преступлением.

Операция удалась: имплантация проводов, компьютера, управляемого движениями его головы и плеч выше места травмы. Он начал осторожно напрягать мышцы шеи и плеч, чтобы поднять руку и повернуть запястье. Его давней мечтой было увидеть собственные отпечатки пальцев, и Райм дал себе зарок: если он когда-нибудь вновь обретет способность двигать руками, то первым делом внимательно рассмотрит все линии на ладонях и пальцах.

Конечно, ему еще предстояло длительное лечение. И еще несколько операций по переносу нагрузки на периферийные нервы, что вряд ли повысит его мобильность, но улучшит отправление некоторых телесных функций. Затем начнется терапия стволовыми клетками. Ну и физическая реабилитация: бегущая дорожка, велосипед и множество других упражнений.

Конечно, нужно отдавать себе отчет в том, что в полном объеме он уже никогда не восстановится, поэтому работе Тома опасность не грозила. Даже если руки и ноги Райма вновь обретут способность двигаться, даже если его легкие будут работать лучше, чем когда-либо раньше, и даже если функции кишечника и мочевого пузыря приблизятся к относительной норме, в любом случае тактильную чувствительность восстановить не удастся, он будет по-прежнему подвержен опасности сепсиса и, по всей вероятности, еще много лет — а возможно, и никогда — не сможет ходить. Но в данный момент это не заботило Линкольна Райма. По опыту работы в криминалистике он знал, что очень редко твоя деятельность, какой бы она ни была, имеет стопроцентный КПД. Тем не менее — при наличии упорства, с одной стороны, и благоприятных обстоятельств — с другой (Райм не признавал понятия «удача») он мог многого достичь. Да уже достигнутого на данный момент было вполне достаточно для продолжения работы по поиску преступников и привлечению их к ответственности. Кроме того, Линкольн Райм принадлежал к людям, которые не могут жить без цели. Он жил — как хорошо было известно Сакс, — чтобы заполнять пробелы. Его жизнь была бессмысленна без направления — направления движения.

И теперь, осторожно двигая мышцами шеи, он повернул ладонь и опустил ее на кровать. В это мгновение своими движениями Райм очень напоминал новорожденного жеребенка.

Его охватила внезапная усталость, сказывались также и последствия применения лекарств. Линкольн готов был в то же мгновение отключиться, но попытался на несколько минут отсрочить неминуемый переход в зону сна. Некоторое время Райм любовался лицом Амелии Сакс, бледным, почти невидимым из-за густых волос и чем-то напоминающим луну в момент затмения.