Читать книгу - "Imprimatur - Рита Мональди"

– Два проходимца…

– Господин Атто, вам сейчас лучше помолчать.

– Ужо я им!

Ни тогда, ни позже у меня так и не хватило смелости признаться ему, что я принял этих двух обыкновенных воришек за посланников Божьих. Вместо того чтобы помочь, они тщательно обшарили нас. Да и серебряная рыба не имела никакого отношения к богоявлению.

– В любом случае поживиться им нечем. Все, что было при мне, осталось в чертовой Клоаке, – отплевываясь, заявил он. – Как ваше самочувствие?

– А как Ты думаешь? После всего, что произошло, да еще в мои-то лета… – Он расстегнул покрытые нечистотами камзол и сорочку. – Будь моя воля, я бы погрелся на солнце. Но нужно спешить.

И правда, ведь Кристофано вот-вот начнет утренний обход.

Под удивленными взглядами рыбаков, готовящихся пристать к берегу, мы удалились по улочке, идущей вдоль берега, оставив справа от себя Монте Савелло. Редкие прохожие, попадавшиеся на нашем пути, с неподдельным изумлением разглядывали наши унылые физиономии и замаранную одежду. К тому же я потерял свои башмаки и шел босиком, прихрамывая и безостановочно кашляя, Атто же просто-напросто напоминал восставшего из гроба. Он чертыхался, недобрым словом поминая боль в мышцах, обострившуюся от влаги и чудовищных ночных усилий. Наш путь лежал к коллонаде Октавии, как вдруг аббат резко изменил направление.

– Могут встретиться знакомые. Давай-ка в обход.

Миновали площадь Монтанара и Кампителли. Прохожих на улицах прибывало.

В узких извилистых проходах между домами, влажных и темных, в большинстве своем не замощенных, я вновь глотнул привычного городского воздуха, наполненного изменчивыми запахами, окунулся в привычный шум. Повсюду были навалены горы мусора, вокруг которых возились поросята, в подвешенных над огнем котелках кипела вода, на широких сковородках, невзирая на ранний час и запрет властей, уже подрумянивалась рыба.

У Атто вырвались какие-то исполненные отвращения и раздражения слова, которых я не расслышал из-за грохота промчавшегося экипажа.

Как только стало тише, он еще раз выразил все, что накипело на душе.

– Слыханное ли дело, Атто Мелани бродит среди мусорных куч на разбитых улицах, словно свинья какая-то. К чему тогда жить в Риме, если приходится передвигаться как животным Святой отец, избавь нас от грязи!

Я бросил на него недоумевающий взгляд.

– Это слова Лоренцо Пиццати да Понтремоли, одного приживалы при дворе папы Роспильози. Однако он был прав, сочинив лет двадцать тому назад эту краткую молитву, обращенную к Клименту IX.

– Неужто Рим всегда был таким? – удивился я, неизменно представлявший себе Град прошлого более привлекательным внешне.

– Помнится, я тебе уж говорил, что проживал в то время в Риме. Так вот, дня не проходило без того, чтоб не латали мостовые. Со всеми своими канавами город превратился в одну сплошную сточную яму. Чтобы как-то уберечься от дождя и нечистот, приходилось обувать боты даже в августе. Пиццати прав: это был не Рим, а Вавилон, в котором никогда не затихал шум. Не город, а конюшня, – заявил под конец аббат, чеканя слова.

– И что же, папа Роспильози так-таки ничего не предпринял для улучшения положения?

– Разумеется, предпринял, мой мальчик. Но ты же знаешь римлян: настоящие ослы. Попытались наладить общегородской сбор мусора, приказали жителям содержать в чистоте часть улицы перед их домами, в частности летом. Куда там!

Тут аббат толкнул меня, и мы оба растянулись на узком тротуаре. Я едва не попал под колеса огромной роскошной кареты, мчавшейся на всех парах. Настроение Мелани испортилось окончательно.

– Карло Борромео считал: чтобы иметь в Риме успех, необходимы две вещи, – кислым голосом сказал аббат, – любит Бога и иметь карету. Знаешь, сколько их в этом городе? Более тысячи.

– Вот почему я, бывает, услышу грохот, а выгляну – улица пуста. Это кареты, проносящиеся вдали. Но куда они мчатся?

– Да никуда. Знать, вельможи, посланники, лекари, адвокаты и кардиналы передвигаются таким образом даже на короткие расстояния. А теперь пошла мода иметь по несколько карет.

– У них что, такие многочисленные семьи?

– Вовсе нет, – усмехнулся Атто. – Разъезжают себе по городу со свитой из четырех или пяти карет, просто чтобы дать понять, какие они важные. А кардиналы и посланники во время официальных визитов используют до трехсот карет. Этим и объясняются заторы и облака пыли.

– Теперь мне понятна та сцена, которую я наблюдал некоторое время назад на площади Постерула. Лакеи двух карет нещадно лупили друг друга, доказывая свое право проехать первым.

И тут Атто снова изменил направление, резко взяв в сторону.

– И здесь тоже меня могут узнать. Один молодой каноник… Давай-ка лучше пройдем по площади Сан-Панталео.

Совсем выбившись из сил, я воспротивился всем этим поворотам, но не тут-то было.

– Молчи и старайся не привлекать ничьего внимания, – оборвал меня Атто, приглаживая свою белую шевелюру. – К счастью, никому нет до нас дела в этом кавардаке, – и чуть слышно добавил: – Терпеть не могу находиться в подобном обличье.

– Гораздо безопаснее, – мы оба это понимали, – было пройти через многолюдный рынок на площади Навона, чем очутиться на виду на площади Мадама или на улице Парионе.

– Нужно поскорее добраться до дома Тиракорды, да так, чтобы нас не заметили часовые, что дежурят у «Оруженосца».

– А потом?

– Попытаемся пробраться в каретный сарай, а уж оттуда в подземные галереи.

– Это будет очень нелегко. Любой сможет нас приметить.

– Знаю. У тебя есть другие предложения?

Только мы собрались смешаться с толпой на площади Навона, как увидели, что никакой толпы там нет и в помине, лишь несколько небольших разрозненных групп зевак, внимающих бородачам-ораторам, взобравшимся на возвышение или просто стул и размахивающим руками. Ни торговцев, ни гор овощей и фруктов.

– Проклятие! Воскресенье! – почти в унисон воскликнули мы.

Из-за карантина и событий последних дней мы совсем забыли, какой сегодня день.

Как и во всякий праздничный или воскресный день, площадь была во власти проповедников, предсказателей и всякого набожного, богобоязненного люда. Вниманию студентов, бедняков, любопытных и праздношатающихся предлагались речи, исполненные то тонких логических умозаключений, то красноречия; тут же сновал и сброд, срезающий кошельки. Вместо привычного рыночного оживления площадь встретила нас серьезной и даже мрачноватой атмосферой, а тут в придачу ко всему и небо затянуло тучами.

Так что пересекая площадь, мы почувствовали себя еще более раздетыми и беззащитными, чем на самом деле. Единственное, что было в наших силах, это держаться подальше от центра площади, теснясь к правой стороне, продвигаться вперед бесшумно, чуть ли не на мысочках, будто мыши, и сделаться почти что невидимыми. Когда от одной группы отделился мальчуган и стал показывать на нас пальцем, я прямо-таки замер от ужаса. Слава Богу, это длилось недолго, и его внимание переключилось на что-то иное.