Читать книгу - "Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев"

Многие же будут первые последними

И последние первыми.

Евангелие от Марка, 10:31

Проснувшийся с неприятным ощущением горечи во рту, Крассприказал принести ему сладкую воду. Он еще не закончил утреннего туалета, каквсегда тщательно выбривая лицо, когда к нему ворвался его сын Публий.

— Это правда? — дерзко закричал он.

Красс, даже не посмотрев в сторону сына, спокойно продолжалбриться острым каппадокийским ножом на узкой деревянной ручке.

Усилием воли сын успокоился и уже тихо, обращаясь к отцу,спросил:

— Это правда, что завтра будет принят закон Клодия обизгнании Цицерона?

— Ты успокоился? — невозмутимо спросилКрасс. — Да, это правда.

— Во имя богов, — снова закричал его сын, —разве можно допустить подобное!

— Перестань кричать, — Красс начал выходить изсебя, — а почему нельзя? Цицерон виновен в гибели пятерых римлян без судаи следствия. На нем кровь римских граждан.

— Почему вы вспомнили об этом сейчас? — задыхаясь,спросил Публий. — Вам так нужно его осуждение? Неужели триумвирам маловласти, полученной в Риме? Все и так решаете только вы трое. Народ для вас —прикрытие. Римляне не понимают или не хотят понимать, что вы устанавливаетесвою диктатуру. Осуждение Цицерона — предлог для расправы с оптиматами и ихустранения.

— Никогда не спорь со мной, — сжав кулаки, сказалКрасс, — мне лучше знать, что делать во имя Рима и его блага. А теперьубирайся отсюда.

— Хорошо, — Публий чудовищным усилием воли подавилсвой гнев, — тогда разреши мне уехать в армию Цезаря, в Галлию.

— Поступай как знаешь, — отрезал Красс.

Публий повернулся и, не прощаясь, выбежал из дома. В этотмомент рука Красса дрогнула, и он порезал лицо.

— Будь проклят Цицерон, — зло проговорил Красс.

В другом доме, на Палатине, уже готовился к отъезду Катон,поднявшийся с рассветом. Проводить его пришел Цицерон с несколькими друзьями.Отпустивший за последние дни бороду и усы, одетый в черные одежды, Цицероннеузнаваемо изменился, и не каждый знакомый на улице узнавал его, такразительны были перемены в облике консуляра.

Говорить, собственно, было не о чем. Все понимали сложностьположения и Катона, и Цицерона. Уже усаживаясь в повозку, Катон негромкопосоветовал Цицерону:

— Если можешь, уезжай. Они не успокоятся, пока недобьют тебя. Сейчас не время выяснять, кто прав, Марк Туллий, сила на ихстороне.

— И ты тоже советуешь уезжать? — изумился Цицерон.

— Да, — горько ответил Катон, — наш бедныйнарод не совсем понимает, что такое демократия. Эти прохвосты используют римлянв своих грязных целях. Прощай, Цицерон. Прощай, Лукулл. Прощайте, Агенобарб иБибул. Я надеюсь скоро вернуться в Рим.

С этими словами он сел в повозку, и она тронулась,направляясь к выходу на Лабиканскую дорогу.

Лукулл, стоявший рядом с Цицероном, обнял его за плечи.

— А может, мы еще сразимся с ними в сенате?

— Спасибо, Лукулл, — искренне ответилЦицерон, — но, видимо, боги отвернулись от меня. Мне действительно лучшеуехать. Вчера я перенес на Капитолий статую богини Минервы, сделав табличку:«Минерве, охранительнице Рима». Может быть, действительно богиня мудростиспасет наш город от безумства. Не знаю.