Читать книгу - "Загадка Веры Холодной - Виктор Полонский"

Ежедневная газета «Московский листок», 7 июня 1910 года

Насколько приятно мечтать под созерцание красивых видов, настолько же тяжко и скучно притворяться, что ты мечтаешь и любуешься видами. Да вдобавок Вера всерьез боялась окосеть, потому что лицо ее было повернуто к окну, а глаза смотрели влево на входную дверь. Когда затекла шея, Вера пересела так, чтобы дверь была справа, но легче ей от этого не стало. Время от времени Вера смотрелась в зеркальце. На самом деле разглядывала не себя, а зал – вдруг прозевала Спаннокки, не увидела, как он вошел. Террасу, хотя там было и прохладнее, воздушнее, Вера проигнорировала намеренно, потому что из зала через окно терраса просматривалась великолепно, а вот разглядывать с террасы зал было невозможно. Пожилой официант смотрел на Веру сочувственно, не иначе как уловил ее внутренний настрой. Чтобы не выглядеть белой вороной, Вера заказала филе де бёф а-ля Шамбор и бокал мозельского. Официант, удивленный выбором – белое вино к мясу, – дважды переспросил. Вера не стала объяснять ему своих мотивов. Красное вино возбуждает, заставляет сердце биться чаще, а она и без того была возбуждена до предела, хоть и всячески старалась это скрыть. А вот белое успокаивает, особенно если пить его мелкими-мелкими глоточками.

К мясу Вера почти не притронулась, так, ковырнула вилкой разок-другой. Есть ей совершенно не хотелось. От волнения и еще потому, что утром, проводив Владимира в Нижний, где у него начинался процесс, Вера заехала в магазин товарищества Эйнем у Мясницких ворот, накупила разного шоколаду и объелась им. Шоколад Вера любила.

Надо же! И полутора месяцев после свадьбы не минуло, а молодая жена уже радуется отъезду мужа. Вера на самом деле была рада, потому что отъезд Владимира избавлял ее от необходимости лгать. Лгать любимому человеку, пусть даже и ради блага Отечества, совсем не хотелось. Стыдно было. А тут такая удача. Процесс (запутаннейшее дело о миллионном наследстве с тремя завещаниями и дюжиной алчущих наследников) грозил затянуться надолго, не меньше чем на неделю. Вера решила, что во искупление своего греха она сделает Владимиру сюрприз, если он задержится в Нижнем больше недели, – приедет к нему. Вот уж он, наверное, обрадуется. Но до этого было еще далеко. Сначала надо было покончить с делом, а для того, чтобы покончить, следовало начать.

В понедельник противный Спаннокки у Крынкина не появился. Напрасно Вера промаялась там более трех часов. Устала, извелась, издергалась – и все без толку. Разве что существенно расширила познания относительно злоупотреблений бывшего градоначальника генерал-майора Рейнбота. За соседним столом сидела компания чиновников градоначальства, которые весь вечер бурно и в подробностях обсуждали бывшего патрона. С каждым бокалом разговоры становились все громче и громче, Вере даже слух напрягать не приходилось, чтобы узнать, в какую сумму обошлось подполковнику Михайлову-Плевинскому назначение приставом в Мясницкую часть, сколько составлял годовой оброк с Немецкого и Дворянского клубов, негласно допускавших у себя азартные игры, и что Купеческий и Английский клубы облагать оброками себе дороже, потому что там среди членов много влиятельных персон. Больше всего Веру поразило заявление о том, что с каждого рубля, полученного московскими извозчиками, десять копеек (прямо десятина) оседала в кармане алчного генерал-майора. Вера по доброте душевной пожалела бедных автомедонов[19]. Если Рейнботу перепадал гривенник, то еще не меньше двугривенного прилипало к рукам его подчиненных. Выходило, что извозчики были вынуждены отдавать властям добрую треть своего заработка. Вера была впечатлена настолько, что, возвращаясь домой, дала извозчику на чай целый рубль. Хотелось с горя хоть кого-то порадовать.

На следующее утро пришла телеграмма от Владимира. Не экономя на выражении чувств (однако, десять копеек за слово), муж писал, что доехал благополучно и уже безумно соскучился без своей милой женушки. По предположениям Владимира, процесс должен был закончиться в четверг, самое позднее – в пятницу. «Больше шести дней наша разлука не продлится ни в коем случае», – писал муж. Прочитав телеграмму, Вера поняла, что выбросить она ее не сможет. Пусть даже это печатные буквы на казенном бланке, а не письмо, написанное рукой мужа, но все же что-то такое сентиментальное, интимное в телеграмме было. Вера убрала телеграмму в сумочку, подальше от Клашиных любопытных глаз, да и забыла о ней.

К Крынкину хотелось ехать прямо сейчас, несмотря на то что на часах не было еще и одиннадцати, а в списке, полученном от Алексея, было отмечено, что Спаннокки появляется у Крынкина по вечерам. А приехал ли он вообще, спохватилась Вера. Вдруг не приехал, а Алексей забыл ее предупредить. Договорились же, что начиная с седьмого числа она станет ездить по вечерам к Крынкину, даже легенду придумали для Владимира, якобы Вера с Алексеем будет посещать поэтические чтения в кафе «Бом» на Тверской. Владимир любил и понимал поэзию, классическую и современную, но не выносил поэтических сборищ. Иронично называл их «петушиными боями», намекая на то, что на чтениях каждый поэт старается перекричать другого. И вообще поэзия, по мнению Владимира, была делом интимным. Он считал, стихи, прочитанные перед толпой, теряют заключенную в них магию. Поэтому Вере и Алексею можно было не опасаться того, что Владимир захочет составить им компанию.

Алексей, богемная душа, ложился спать на рассвете и просыпался поздно, поэтому Вера не только застала его дома, но и, кажется, разбудила. Он подтвердил, что Спаннокки действительно приехал, и добавил, что если бы приезд не состоялся, то Вера тотчас же была бы поставлена в известность.

– Мы ничего никогда не забываем, – дважды повторил он, и Вере стало стыдно за свое легкомыслие.

Смущенная и обнадеженная, Вера закончила разговор. Алексей заверил, что сегодня или завтра Спаннокки непременно появится у Крынкина, он любит это заведение и посещает его при каждом приезде в Москву. Что ж, придется ждать до вечера. Энергия, скопившаяся внутри, требовала выхода. Вера устроила ревизию на кухне, чем изрядно перепугала Ульяну, решившую, что хозяйка собралась от нее избавиться и подыскивает подходящий повод. Но на кухне все было в порядке – посуда блестела, столы и пол чисто вымыты, запасы хранились как должно. Вера похвалила Ульяну и на радостях подарила ей герленовскую пудру, полученную в подарок от Владимира. Пудра была дорогой, но Вера предпочитала пудру от Коти, та была несравнимо лучше и, что удивительно, стоила дешевле герленовской. Наказав мужу покупать ей впредь пудру исключительно в желтых коробочках, Вера спрятала подарок с намерением передарить его кому-нибудь. Ульяна, увидев пудру, просияла от счастья («Настоящая, господская, такую только на Пасху и на Рождество пользовать!») и нажелала доброй хозяйке всяческих благ. Несмотря на свой немолодой возраст, Ульяна была страшная щеголиха и не оставляла надежд найти хорошую партию, желательно кого-нибудь положением не ниже околоточного.

Затем Вера отправилась в Малый Кисловский навестить своих. Извозчика остановила в Калашном – отсюда удобнее было пройти к дому, стоявшему во дворах, на одинаковом расстоянии от обоих переулков. Отцу очень нравилось такое расположение – тихо, ничто не отвлекает от чтения и подготовки к урокам. Сколько Вера помнила отца, он все время готовился к урокам – читал журналы, что-то выписывал на листочки из толстых книг. Вера удивлялась – неужели есть что-то, чего папа не знает, раз постоянно учится?