Читать книгу - "Горячий айсберг 2011 - Александр Рявкин"

О применении оружия в карауле тут же доложили начальнику училища и командующему округа, а раненый солдат скончался по пути в госпиталь.

Было возбуждено уголовное дело. Из военной прокуратуры приезжал очкарик-следователь в чине капитана, который провел допросы и взял объяснения со Швыдкого, Родина, Макарова, Котова и еще с двух-трех курсантов. Особенно дотошно следователь расспрашивал Швыдкого. Кровавый след замыли, и на этом месте два часа кряду проводили следственный эксперимент, буквально с рулеткой проверяя, кто и где стоял. Уцелевшего бойца привозили с гауптвахты, куда его на всякий случай посадили на десять суток. И он в который раз рассказывал, как все это произошло. Выяснились отвратительные подробности. Бывшие барабанщики решили отметить предстоящий дембель, пошли в самоволку, купили портвейна и отправились к знакомым девчонкам в заводское общежитие. Петухов, это фамилия коротышки, очень скоро набрался, и Савицкому, второму барабанщику, пришлось вытаскивать его из общаги и тащить в училище. Не рассчитали они, что время позднее и автопарк перешел под охрану караула. В принципе курсанты-часовые знали про этот лаз через забор и не устраивали шума, когда солдаты из батальона обеспечения возвращались этим путем из самоволки. Сами ходили в «самоходы». Кто ж знал, что нарвутся на образцового часового Эдика Швыдкого. Но обошлось бы без крови, если бы пьяная дурь не затмила Петухову мозги. Даже когда прозвучал предупредительный выстрел, он ни в какую не хотел выполнять команду лечь на землю, дембельская гордость не позволяла. И Савицкий буквально силой повалил пьяного дурака, а сам не успел – очередь из «калашникова» досталась ему.

Потом на расследование приехал полковник, заместитель прокурора гарнизона, сухой, длинный, казенный, как Уголовный кодекс. Его больше интересовало, была ли реальная угроза нападения на часового. И Швыдкий уже всерьез испугался. Ведь существовала еще статья УК о превышении мер самообороны, по которой очень часто получали реальные сроки сотрудники милиции. Эдик совсем приуныл.

За телом расстрелянного сына из глухого села Брянской области приехали отец и мать. Говорят, он был у них единственным сыном. В училище родители встречались с командиром батальона, который сразу предложил им посмотреть кровать сына, но они не смогли. Выразил соболезнование родителям и начальник училища. Зато отец и мать захотели увидеть курсанта, который стрелял в их сына. За Швыдким послали посыльного из штаба. Тяжело было смотреть в глаза родителям погибшего по его вине человека, поэтому Эдик попросил посыльного сказать, что, «мол, не нашел его», а сам до вечера прятался на полосе препятствий спортивного городка.

Гибель дембеля курсанты группы оценили по-разному. С одной стороны, действовал по уставу, а с другой, и так считало большинство, зазря погубил парня. Кроме устава, надо еще и головой думать. Кто-то запустил анекдот из серии черного юмора, который первым делом рассказали Швыдкому. «Приехала к солдатику мама. Командир сказал, что он сейчас на посту. Пошла мама на объект. «Стой, кто идет?» – крикнул по уставу солдатик. «Это я, Ванечка, твоя мама, гостинцев тебе привезла!» – «Стой, стрелять буду!» – «Сыночек, как же ты в свою маму стрелять будешь?» – «Стой, назад! Стреляю!» И нажал на спусковой крючок… Спустя месяц стоит все тот же Ваня на посту, медальку потирает на груди. «А скоро и батька приедет!»

Все ждали, чем же закончится эта кровавая история. Швыдкий за эти дни измаялся, исхудал, невпопад отвечал на практических занятиях. Курсанты не разговаривали с ним, сторонились как зачумленного. Уголовное дело подвисло. Выяснилось, что ждали, какую оценку даст этому происшествию сам командующий округом, за которым последнее слово.

Прошло двенадцать дней. А на тринадцатый из штаба «утекла» информация, что командующий принял решение по случаю в карауле. Какое – неизвестно. Перед обедом объявили общеучилищное построение на плацу. Никто не знал, по какому поводу. Начальник училища Бухарин принял доклад от своего заместителя по строевой части полковника Ковзева. И сам скомандовал в микрофон:

– Курсант Швыдкий, выйти из строя!

Эдик содрогнулся всем телом, вышел на три положенных шага, повернулся кругом, лицом к товарищам. Но смотрел поверх голов, не желая встречаться с ними взглядами. Родин мимолетно заметил, что лицо Швыдкого, вдруг заблестевшее от пота, свела судорога, как и в ту ночь после расстрела.

Бухарин стал зачитывать:

– Приказ командующего войсками военного округа. За образцовое выполнение обязанностей в карауле, пресечение попытки проникновения на охраняемый объект и проявленные при этом стойкость и мужество объявить курсанту Швыдкому Эдуарду Леонидовичу десять суток отпуска.

Наверное, в этот момент у Швыдкого короткий ежик на голове встал дыбом, под фуражкой не увидишь. Эдик выдохнул, и щеки у него обвисли, как у старика. Сдал, сдал за эти дни. Макаров выпучил свои заячьи глаза:

– Ну?!

– Служу… Российской Федерации! – очнувшись, скороговоркой ответил Швыдкий.

– Встать в строй! – скомандовал начальник училища.

– Есть! – ответил Швыдкий и вернулся на место.

Бухарин решил не комментировать «героический поступок» курсанта. Ну и дела: служа Российской Федерации, расстрелял российского солдата… Зато в строю первой группы непроизвольно, не сговариваясь, сначала как мычание, потом все отчетливее раздалось многоголосое:

– У-у-у-у, су-у-у-ка…

Этот призывный вой подхватили в других «коробках», и, подобно парадному перекату «ура», он прокатился по всем выстроенным курсантским подразделениям.

– У-у-у-у, су-у-у-ка…

Заместитель начальника училища скомандовал заниматься всем по плану. Торжественного прохождения не было.

– Поздравляю, Эдик! Десять суток, от командующего! – слышалось язвительное со всех сторон. – Выслужился, ворошиловский стрелок. В кровавый отпуск поедешь.

А лично от себя Родин добавил:

– Чтоб тебе эти десять дней и всю жизнь парень этот снился… Гнида.

Швыдкий не реагировал, словно в скорлупу спрятался, а сам подумал: «Уж лучше бы дали десять суток ареста…» Но сейчас надо просто перетерпеть, ведь сам командующий на его стороне.

Расстрел, а точнее, убийство в карауле солдата Савицкого потрясло Влада. Потрясло жестокостью, бессмысленностью, несправедливостью и предопределенной безысходностью ситуации, в которой инструкция убивает холодно, расчетливо и безоговорочно. По уставу… И самое горькое было сознавать, что, спасая от пули часового пьяного дурня, ни за что ни про что погиб нормальный, обыкновенный парень. За неделю до дембеля… Потом, в будущем, Влад Родин не раз будет видеть смерть вблизи, лицом к лицу, сам ощущать ее трупное дыхание, видеть умирающих и убитых, растерзанные войной человеческие тела. Но нелепая безжалостная смерть солдата навсегда оставит в его душе саднящий шрам.

До самого выпуска из училища Родин старался не общаться со Швыдким. Только официально, как командир, на языке команд и распоряжений.