Читать книгу - "Опасное хобби - Фридрих Незнанский"

И снова настал миг глубокого и полного забытья, когда из Ларисы, помимо ее воли, хлынула жизнь. Она обессиленно раскинула руки и ноги, отдаваясь любимому и томительному освобождению. А потом перед ней возникли воспаленные бешеные глаза и внутри тела вспыхнуло пламя. Зверюга… Чудовище… Он пожирал ее, и она наконец поняла, что не на горные вершины вздымает ее тело и дух этот бушующий в ней вулкан, а опрокидывает в адскую бездонную пропасть. Безвольное тело не возносилось теперь, а рушилось в геенну огненную, где нет прощения, а есть только непрекращающиеся, сладостные, изматывающие муки никогда не утоляемого желания…

К утру Лариса чувствовала себя так, будто по ее измочаленному телу прокатился асфальтоукладчик. Ашот не хотел или уже не мог остановиться. Раз от разу он возбуждался все больше, он кидался на нее как разъяренный барс, с ревом и утробным рыком, и был то безумно жестоким в своей ярости, то опасно вкрадчивым. Он не повторялся. И это было ново для Ларисы. Однако же пора было и прийти в себя, хотя бы поднабраться свежих сил. Дикий зверь, он сразу и всем существом уловил эту ее безмолвную мольбу.

«Ах, какой мальчик…» — теперь уже расслабленно и благодарно думала Лариса Георгиевна, сквозь полуопущенные ресницы разглядывая Ашота, который во всем своем величии и полной готовности стоял возле стола и подрагивающей рукой разливал по звякающим рюмкам коньяк. Принес ей и присел рядом. Лариса погладила кончиками пальцев его бронзовое, такое совершенное творение матери-природы, отчего он тут же томительно застонал, вскинув к потолку оскаленное лицо, а из груди его, бурля, вырвалась непонятная гортанная фраза, смысла которой Лариса, конечно, не поняла, а спрашивать не хотела. Она с болезненным интересом наблюдала, как от ее легких движений по всему его телу пробегали быстрые судороги. Он мучился, но уже не смел дотронуться до нее. А у Ларисы мелькнула вдруг шальная мысль размазать его самого по всей тахте. И она стала медленно, но настойчиво доводить Ашота до зубовного скрежета. Через короткое время его судорожно дрожавшие пальцы показывали, что кризис вот-вот наступит. Нежными и трепетными прикосновениями пальцев, губ и острого лукавого язычка Лариса в конце концов сделала то, чего никак, видно, не могли доставить ему яростные животные схватки, жестокая теснота объятий и бешеное сопротивление обычно такой обволакивающей, податливой плоти.

Он вдруг пронзительно закричал так, что зазвенели стекла в окнах, и Лариса успела увидеть, как из бронзового ее идола ударил фонтан. А в следующий миг она, распластанная ничком, с отчаянным визгом барахталась под ним, пытаясь подняться на корточки, вывернуться, освободиться от прожигающего ее насквозь раскаленного стержня, вонзившегося между ягодиц…

Ах, гордость Ларисы Георгиевны и предмет плотоядной зависти восхищенных мужиков! Но каков негодяй! Подлец какой… страшный… Потеряв уже всякую волю к сопротивлению и понимая, что все дальнейшее ей абсолютно без надобности, поскольку теперь не она, а он утверждает свою власть над ней, Лариса каким-то отстраненным взглядом увидела вдруг препохабную иллюстрацию из апулеевских «Метаморфоз», выполненную неизвестным ей немецким художником. Все точно: Луций и Фотида, наградившая его по собственной щедрости отроческой надбавкой. А она, сопливая еще девчонка, все размышляла, что это такое…

Но вместе с тем Лариса поняла и еще одно: ну то, что она доигралась, это понятно, хуже другое — ступила еще на одну ступеньку, ведущую в ад. А вдруг эта ступенька — последняя?..