Читать книгу - "Радин - Лена Элтанг"

Под кроватью лежали вилсоновская ракетка и нейлоновый мешок, из которого цыплятами выкатились теннисные мячи. Забравшись на стул, Радин проверил антресоли и выгреб оттуда несколько коробок, одна оказалась тяжелой и свалилась вниз, с грохотом рассыпав детали от велосипеда: цепи, трубки и всякую железную дребедень.

Не успел он слезть со стула, как в дверь постучали. Стук был настойчивым, некоторое время Радин стоял у двери, раздумывая, потом открыл и увидел женщину в желтой кофте и папильотках. В руках у нее была пачка журналов, довольно потрепанных.

– Зачем так шуметь? – Она обвела его укоризненным взглядом. – Я сдавала квартиру другому сеньору. Как вы сюда попали?

– Открыл дверь ключом, – спокойно сказал Радин. – Я старый приятель Крамера, он разрешил мне здесь остановиться.

– Какой у вас странный акцент. – Она протиснулась мимо него, прошла в комнату и положила журналы на стол. – Меня зовут Сантос, а вас? Здесь вечеринка? Я не разрешаю вечеринок.

– Нет, просто уронил коробку с железом. – Радин сходил в коридор за бумажником и протянул ей визитную карточку.

– Вы тоже австриец? – Она отмахнулась от карточки и села на диван. – Странное дело, все друзья у него иностранцы. Можно подумать, в городе нет мальчиков из хороших семей.

– Это почта Кристиана? – Радин кивнул на журналы.

– Журналы пришли давно, я подложила их под ножку стола, у меня стол в привратницкой шатается. Вы сколько здесь пробудете?

– Пока не знаю! – Довольный, он принес из кухни чайник и чашки. Сеньора Сантос, консьержка, значилась в списке под номером три, вечером он как раз собирался ее разыскать.

– Живите сколько хотите, за квартиру заплачено вперед. Ваш друг с января не появлялся, такое расточительство. Родительскими деньгами так не бросаются!

– Разве он не получает зарплату в галерее?

– Может, и получает, но разве он работает? Одни девки на уме, даром что немецких кровей, хотя с виду хрупкий, не то что мой покойный Альфредо, тот быка мог за хвост обратно в хлев оттащить.

– Простите, не успел купить печенья. – Радин подвинул к ней чашку, но она махнула рукой:

– В Порту принято предлагать кофе, даже если дело к ночи. Ваш дружок, тот знает толк в обращении, сразу видно породу. Мы раньше-то с ним не ладили. Испортил мне дубовый паркет кошачьей мочой, целый год ругала на чем свет стоит, а он ни в какую! Хоть бы о подружке своей подумал, она еще на лестнице задыхаться начинает, чихает, кашляет, но все равно идет.

– У него есть подружка?

– Просто ходит чаще других. – Она пожевала губами. – Он когда в январе заболел, так только ей дверь и открыл, видать, проголодался как следует! Такая нарядная была, будто в церковь собралась, а сумка-то тяжелая, доверху набита. Уж она ему нажарила мяса, по всему дому дух стоял.

– Вы чистое золото, сеньора Сантос. Хотел бы я, чтобы в юности мне попалась такая хозяйка с пониманием. Я ведь даже девушку к себе не мог привести, когда учился в колледже. А в десять дверь пансиона и вовсе запирали на ключ!

– Что ж, у вас английские законы, а у нас свои. – Она отхлебнула чаю и поморщилась. – Имейте в виду, по понедельникам и вторникам горячей воды не бывает. Передайте жильцу, что придется заплатить за мастера, который чинил звонок в парадной, счет я ему в почтовый ящик положила.

– Кристиан сломал вам звонок?

– Больше некому! В январе здесь никого из жильцов не было, сами знаете, время зимних отпусков. А он после праздников вернулся, правда, сразу заболел и неделю не показывался. Зато музыка в квартире без продыху играла: оказалось, он фаду слушает, прямо как мой покойный муж. И девицы к нему стучались, и начальница его, я с ней знакома, даже приглашение однажды получила. Правда, не люблю я новое искусство, у меня от него глаза дрожат.

– Что же, он, кроме подружки, так никого и не впустил?

– На моей памяти никого. Может, ветрянку подцепил или корь, теперь корью многие болеют, прямо как до войны. В ту неделю как раз звонок сломали, значит, его вина, не сама же я открутила колокольчик. Скажите ему, что я не сержусь. Но счет он оплатит, пусть не сомневается!

Лиза

Иван и раньше пропадал, мог неделю домой не приходить. Обычно он являлся с подарком, это могло быть что угодно: шоколад, кактус или пуговица, найденная в пыли. Я слушала его рассказы со вниманием, но волновало меня только одно: не играл ли он в покер.

В сентябре я не сразу начала беспокоиться. Помню, как пыталась выведать у Кристиана, не знает ли он чего-нибудь, но он пожал плечами: у него много проблем, он вернется, когда найдет выход. Он не вернется, подумала я, потому что никогда не отыграется. Я знаю, что забрала его удачу, когда мы встретились. С тех пор ему даже счастливый билет в трамвае не попадался.

А я вот выиграла в лотерею, которую устраивали в нашей школе, пару силиконовых вкладышей. Зато Сванильду у меня отобрали, мастер сказал, что теперь я гожусь только для куклы Коппелиуса, и он прав, я стала автоматом, который просыпается по привычке, грызет сухари, надевает трико, становится к станку и машет, машет ногами, пока не кончится завод.

Деньги, отложенные на Лондон, пропали вместе с Иваном, но мне все равно. Четыре года школьных полов, репетиторства и прочего, четыре года платьев из секонд-хенда, риса и макарон. Наплевать. Закончу курс и пойду преподавать в какую-нибудь детскую студию. Оказалось, что танцевала я для него. Смешно, что все так быстро сдулось, и честолюбие, и талант, и то особое балетное упрямство, которое так нравилось мастеру.

Стоило Ивану отвернуться, как сцена провалилась, и я полетела в оркестровую яму, ломая ребра. Так и лежу там, на полу, среди гобоев и контрабасов, глупая пружинная Коппелия на шарнирах. Лежу и думаю: хоть бы он был жив, хоть бы не ушел со свиньями, здесь так говорят об умерших, ir com os porcos.

Хоть бы узнать, что он обокрал меня и удрал с другой, с черной или белой, молодой или старой, я бы не обиделась, а еще лучше – чтобы он поскорее потратил все мои деньги на эту бабу и пришел домой, грязный и больной, с огромным ячменем на глазу, у него такое бывает от нервов, но быстро проходит, надо только показать ему кукиш и проговорить: ячмень, ячмень, даю тебе кукиш, на него что захочешь, то и купишь. А потом плюнуть в глаз неожиданно.

Радин. Среда

Промзона тянулась долго, после сгрудившихся на берегу кранов пошли ангары с номерами, потом заброшенные баржи и контейнеры «Maersk», а потом дорога превратилась в тропинку и запетляла вдоль обрывистого берега. Подходя к поселку, он издали заметил этот дом на обрыве, белый в синюю полоску, вместо забора дом окружала живая изгородь из давно не стриженного можжевельника.

Возле дома стоял автомобиль без колес, через крышу машины проросло дерево, на нем виднелись свежие почки. Сад вокруг дома выглядел заброшенным, но что-то в нем показалось Радину знакомым. Качели, вот что! Такие же качели – с плетеным сиденьем из прутьев – были на парголовской даче, куда его возили повидаться с прабабушкой. Старуха не вставала с постели, и он провел весь день на этих качелях, лениво обирая смородину с ближайших кустов.