Читать книгу - "Книга тайн - Том Харпер"

Кельн, 1420–1421 гг.

Осенью того года я сделал целый ряд открытий, касающихся Конрада Шмидта.

Он был справедливым хозяином, но произвести на него впечатление мне никак не удавалось. Учеником я оказался более чем способным. Когда он показал нам, как вытягивать золотые заготовки в проволоку, у меня с первой же попытки получился гибкий и ровный кусок. Петер потратил полдня — и немалую часть отцовского золота, — но у него раз за разом получалась проволока, которая растягивалась, распухала и рвалась, словно влажное тесто. Когда мы плющили золото между пергаментными прокладками, чтобы формировать листы, то у меня получались воздушные, как паутинка, а у Петера — комковатые, как овсяная каша. Когда Конрад учил нас обжигать сернистым серебром гравировку, чтобы линии получались резкими, то моя поделка оказывалась словно хрустальной, а у Петера такой, словно он передержал ее на печной решетке.

И тем не менее Конрад не замечал моих успехов. Каждый раз, когда я показывал ему мое изделие, он всего лишь кряхтел и давал мне новое задание, а потом возвращался к тяжелому труду по исправлению ошибок сына. Когда я — после долгих часов наблюдений — предложил способ улучшения волочильного устройства, он молча меня выслушал и отмахнулся от моей идеи, покачав головой. Поначалу я объяснял это отцовской любовью к сыну, но чем больше я наблюдал за ними двумя, тем менее вероятной представлялась мне такая причина. Конрад редко критиковал работу Петера, но колотил его за самые малые промахи: за бидон с молоком, оставленный на солнце, за не снятую перед клиентом шапку, за молоток, положенный не на место в стеллаже. В конечном счете я решил, что одно подменяет собой другое и Конрад находит столько других промахов, так как не в силах признать перед самим собой, что сын не сможет стать достойным преемником его дела. Очевидно, именно поэтому ему и пришлось взять в ученики собственного сына, хотя такая практика и не поощрялась гильдией. И возможно, по этой же причине он не хотел признавать мое мастерство.

Герхард тоже не пылал ко мне любовью, но я приписывал это очевидному соперничеству между нами. Его толстые руки оказались на удивление ловкими при работе с металлом — гораздо ловчее, чем я предполагал, — но вот моего чутья к золоту у него не было. Поначалу он пытался держать меня на заднем плане, давая всякие пустячные задания и льстя Петеру ответственными поручениями, но вскоре это Герхарду вышло боком, ведь именно ему приходилось отвечать за ошибки Петера. Впоследствии он решил, что лучше все же получать благодарности за мою работу, чем нахлобучки за Петера, и удовлетворялся устраиваемыми мне по малейшему поводу головомойками.

В тот год я узнал и еще кое-что о Конраде Шмидте и его семействе.

Оказывается, его жена была третьей фрау Шмидт. Она часто и непомерно хвалила меня — мое усердие, мою честность, мое мастерство. И это льстило мне до тех пор, пока я не догадался, что делает она это только ради того, чтобы унизить Петера, который не был ее сыном.

Как я узнал, Герхарду не по карману было приобрести золото, необходимое для изготовления задуманного им шедевра, а потому он не мог стать полноправным мастером гильдии. И он, вместо того чтобы экономить, топил свое разочарование в алкоголе, пропивая заработанное в тавернах на набережной.

И еще я выведал, что Конрад держит ключи от своего шкафа на шнурке, который носит на шее и снимает только раз в месяц, в бане. Проведав об этом, я направился следом за ним в баню и, пока он мылся, снял отпечаток ключа с помощью двух восковых пластинок, размягченных над паром. Тем вечером я изготовил дубликат ключа, а потом ночами, когда Петер спал, спускался вниз, открывал шкаф Конрада и любовался его поделками.