Читать книгу - "Дядя Леша - Елена Милкова"

— Порядок! Кошку вперед, теперь можно самим! — удовлетворенно сказал широколицый. Камей его не услышала. Как многие пушистые белые кошки с голубыми глазами, она была совершенно глухой. Человек справлял новоселье, но Камей так об этом и не узнала.

Сначала она с любопытством обследовала комнату, лестницу наверх и другие комнаты. Потом заскучала и стала искать уютное место, чтобы улечься и наблюдать за происходившим. Хозяйка не появлялась.

В гостиной был стеклянный потолок, и Камей полдня следила сквозь него за птицами, изредка щелкая зубами. Вечером в углу зажегся камин, а возле стены заработал телевизор. Камей любила следить за движущимися картинками, они забавляли ее. Она подошла поближе, а когда широколицый оглянулся и призывно похлопал себя по бедру, даже собралась было вспрыгнуть ему на колени.

— Кумявка!.. — в восторге заорал вдруг ее новый хозяин, и Камей, испуганная резким движением, на всякий случай отбежала подальше. А он, восхищенный тем, как расправился западный журналист с непроизносимой для него фамилией российского спортсмена, оглянулся и указал на нее пальцем: — Во дают, Кумявка!.. Эй, ты, как тебя там, твою мать, Камея! Все. теперь будешь Кумявкой!..

Это было давно, и хозяйка по-прежнему не появлялась.

Сегодня широколицый разводил что-то в пластмассовой ванночке на столе, когда появился еще один человек, которого Камей тоже никогда прежде не видела. Охранник проводил его в гостиную, и хозяин дома поднял руку, перепачканную синим:

— Ага! Здоров, Адрианыч!.. Митяй, тащи кота, пускай доктор посмотрит.

Павел Адрианович, а это был именно он, отнюдь не пришел в восторг от такой перспективы. Возможно, спортивный врач даже вспомнил хрестоматийную байку о знаменитом хирурге, предложившем художнику выкрасить дверь в ответ на просьбу вот так посмотреть художникову собачку. Как бы то ни было, он ничем своего неудовольствия не показал. Наоборот, доброжелательно улыбнулся и вытащил из кармана очки.

Охранник Митяй снял безропотную Камей с подоконника и понес ее доктору.

— Вот, — сказал хозяин дома. — Чуть не тонну зелени отвалил. Персидская называется. С вуалью.

— А это что в ванночке? — удивился Павел Адрианович, ощупывая ребра Камей. — Мыть хотите? А я-то похвалить собирался, какая, думаю, чистенькая…

— Мыть!.. — развеселился хозяин. — Мне тут для хохмы красящий шампунь подарили. Специальный кошачий. Думаю, зачем добру пропадать? Бегала белая, побегает теперь голубая…

Павел Адрианович вежливо засмеялся, одобряя хозяйскую шутку. Потом сказал:

— Я все привез, Валентин Эдуардович, как договаривались. Вот, в дипломате. Проверять будете?

В это время снова открылась дверь, и второй охранник впустил стройного молодого человека в светлом костюме. Следом зашел крепкий парень с волосами, коротко остриженными надо лбом и собранными в длинный хвост на затылке. Он кивнул Митяю, как старому знакомому. Валентин Эдуардович не обратил на него никакого внимания.

— Антошка! — тут же окликнул он человека в светлом костюме. — Ну-ка, отчини портфель! — Антон послушно поднял кейс на стол, расстегивая замочки, и хозяин снова развеселился: — Антошка, Антошка, пойдем копать картошку!..

На сей раз смеяться пришлось обоим: и Павлу Адриановичу и Антону. Охрана равнодушно безмолвствовала.

Пока Антон возился с бумагами, Валентин Эдуардович перечитал инструкцию к шампуню, потом посмотрел на стенные часы, сделанные в виде здоровенных наручных, и укорил Антона:

— А ты базланил, парни надежные! Опаздывают, между прочим!..

Ему только сейчас пришло в голову, что кошка может начать ерзать, а значит, крашеная мыльная вода забрызгает стол. Логичным казалось перенести всю процедуру в ванную. С другой стороны, был свой кайф и в том, что завтра за этот самый стол усядутся немалые люди и никакого понятия не будут иметь, как на нем красили кошку.

Хозяйка не раз купала свою любимицу перед выставками, но никогда еще Камей не вздергивали за шкирку, чтобы хвостом вперед сунуть в горячий раствор!.. Перепуганная кошка закричала, извернулась и что было мочи рванула когтями руку, больно стиснувшую кожу на загривке. Пальцы разжались. Камей упала на пол и со всех ног порскнула сперва в дверь, потом вверх по лестнице, шмыгнув мимо пожилой тетки, утюжившей пылесосом палас на ступеньках.

— Ловить!.. Всем ловить!.. — азартно заорал Валентин Эдуардович, тряся в воздухе расцарапанной рукой. — Ату ее!..

На столе образовалась порядочная лужа, грозившая мигрировать на штучный паркет, и последовал новый приказ:

— Тетя Паня, вытри-ка, пока не растеклось!.. Жека, волоки все в ванную!..

Рослый Жека взялся за пластмассовые края, но тут у него в кармане пискнула и захрипела рация. Выслушав, охранник проворчал: «Роджер», и доложил хозяину:

— Валентин Эдуардович, приехали.

* * *

— Сергей Петрович, пора!

Плещеев сбросил с себя остатки сна и только теперь понял, что, еще не проснувшись, добежал до телефона и снял трубку.

— Осаф Александрович, вы?

— Да я, я, Господи! Все, надо брать. Завтра же рано утром. Все там, в сборе. Так что сразу накроем эту шайку-лейку.

— Фаульгабер, Лоскутков знают?

— Да, завтра в пять.

— Лады. Справишься, Вадим Владимирович?

* * *

…Подобное бывало с Вадимом Вороновым в школе, когда учительница химии вела ручкой по списку в классном журнале и он вдруг понимал, что затаиваться и переставать дышать бесполезно: все равно вызовут именно его, и ничто уже не спасет. Вот так и теперь. Едва Серегин «Москвич» свернул с шоссе на дорогу, ведущую на Александровскую и далее в Пушкин, он со всей определенностью осознал, ГДЕ она остановится.

После кражи картины он постарался стереть Валерию из своей памяти. И ему это удалось: даже в казино он научил себя не помнить о ней. Именно не помнить, совсем, так, как будто ее никогда не было. И вот рок возвращал его в прошлое.

Сначала он увидел ярко светившиеся окна, — свет жгли так, будто внутри веселилась порядочная компания. Потом темным силуэтом проявился из дождя и сам дом. Благо как раз позади него подсвечивало низко ползущие тучи оранжевое зарево города.

Стало ясно, что судьба решила добить Вадима окончательно и навсегда. Еще несколько секунд, и он узнал не только место, но и сам дом. У него была неплохая зрительная память, — на плакатике в мастерской архитектора он видел один к одному то же самое, что плотной массой надвигалось теперь на «Москвич». Никуда не пропала даже башенка, из-за которой Валерия влюбилась именно в этот проект. Ей очень хотелось башенку. Рок издевался над ним. В ушах стояло щебетание бывшей жены, вызывавшее теперь чувство гадливости. Вадим стиснул зубы.