Читать книгу - "Государевы конюхи - Далия Трускиновская"

— И такие травы имеются, — наконец-то соблаговолил ответить ему Бык. — Гляди, как бы тебя-то кто ими не попотчевал…

— Долго мне на карачках-то сидеть, пока вы про жеребячье семя толкуете? — осведомился Семейка.

— Гаврила Михайлович, тебе бы у него сказку-то отобрать! — посоветовал Тимофей. — Парня-то он спас, а сам что за птица — непонятно!

— Я Земского приказа подьячий Деревнин, — строго сказал тот. — Кто таков? Чем промышляешь? Для чего ночью в лесу оказался?

— Бык я, меня на Москве многие знают, — отвечал медведище. — Ремесло мое, сам понимаешь, ведовское. А за тем Абрамкой потому следить стал, что ученика он у меня увел. Толковый был паренек, а травы сами ему в руки давались. И сошелся он случайно с тем Абрамкой, и после в голове у него одни клады были. Я ему толковал — брось, Андрейка, он тебе голову морочит! Видывал я дураков, что всю жизнь о золоте мечтали, грамотками с тарабарщиной какими-то трясли, с лопатой в обнимку спали — да и помирали в убогом доме. Он же упрям оказался…

Тут все, и даже Деревнин, покосились на Данилку.

— И пропал мой парнишка. Я — туда, я — сюда, и по всему выходило, что увел его этот проклятый кладознатец, а обратной дороги не показал. Тут я заподозрил неладное. Что, думаю, коли он кому-то подрядился клад, на сколько-то голов заклятый, откопать? Что, коли моего Андрейки голова за тот клад в уплату пошла?

— Так оно и было, — подтвердил Данилка.

— Но ведь нужно же было убедиться? А он, изверг, как раз местожительство сменил, к Огапитову перебрался. Я его выследил и с дворней знакомство свел. Я-то от многих хворей лечить умею. И стал я там бывать да за Абрамкой приглядывать. И даже следом за ним ходил. Однажды, вижу, на торгу он к купеческой лавке подходит и с молодым купцом уговаривается. Ага, думаю, тебя-то мне и надо! И промахнулся — я-то думал, что они недавно совсем сговорились клад брать, а они в ту ночь и поехали. Я разведал, как купца зовут, где он проживает, да дельце случилось — я лишь через день туда отправился. А там уж к похоронам готовятся…

— Терентий Горбов… — отрешенно молвил Данилка.

— Царствие ему небесное… — как бы подтвердил Бык. — Опоздал я тогда. И еще одного человека он соблазнил. Тут уж я за ними, как пес, по следу шел! Все равно проворонил — да и поди не проворонь в ночном лесу… А на другой день, гляжу, целое общество к нему, к злодею моему, пожаловало. И тут-то я исхитрился, подслушал, простите, Христа ради!

Бык поклонился конюхам.

— Да будет тебе, — за всех отвечал Тимофей. — От своего ремеслишка-то отстань, не гневи Бога!

— Погоди-ка! — вмешался Деревнин. — Это что же получается? Он людей заманивал, ножом в спину убивал да и бросал, а потом, пару деньков спустя, являлся на пустое место? Куда же тела-то девались?! Врешь ты, Бык!

— И точно, — согласился Тимофей. — Как он мог вести туда людей, зная, что над кладом мертвец лежит? Да еще, поди, зверьем обглоданный?

— Одно тело мы с Озорным увезли! — возразил Данилка.

— За другим я вернулся, вынес, на обочине положил, — добавил Бык. — Кабы знал, кто это, родным бы сказал.

— Вранье! — Деревнин был неумолим. — Ему-то откуда знать, что придут добрые люди и покойников подберут? Ты, Бык, с ним на пару орудовал, разругались вы, а теперь от него отрекаешься!

— Коли мне не веришь, у него спроси, — Бык был удивительно миролюбив, и даже огнестрельная рана, казалось, не больно-то его беспокоила.

Деревнин подошел к Семейке, державшему кладознатца.

— Вынь-ка, чего ему в пасть понапихал. Поверни его, чтобы я его рожу гнусную видел. А ты, Тимоша, свети.

Абрам Петрович, избавленный от пучка травы с корнями, стал отплевываться.

— Ты, стало быть, вместе с Быком людей убивал и мертвые тела на кладе оставлял? — спросил подьячий. — Кто же их убирал? Бык?

— Не-е… — Кладознатец закашлялся.

— А кто?

— Он… Он и убирал!..

— Бык?!

— Клад! А ты, аспид, кровопийца, пес бешеный!..

Семейка предусмотрительно держал пучок наготове и ловко затолкал его обратно.

— Он полагал, коли клад на двенадцать голов заклят, то сам он эти головы к себе под землю утянет, — Бык вроде бы усмехнулся. — Живут же дураки!..

Озадаченный Деревнин почесал в затылке.

— Коли ты хочешь у него сказку отобрать, так я все скажу, — пообещал Бык.

— Коли ты такой умный, так объясни, что у него за дела были ночью с тем попом! — потребовал Данилка. — Не то сорняк выдерем, а корень-то останется!

— Разумно, — подтвердил Тимофей.

— Да смешные дела. Поп-то молод, неймется ему, вот он и выдумал старые деньги собирать.

— Деньги собирать — дело полезное, — одобрил подьячий.

— Совсем старые деньги, на каких уже ничего не разобрать, — уточнил Бык. — Потому он с кладознатцами и со всякими людьми сговаривается — коли будет что непонятное, к нему бы несли.

— Да на кой ему? — явно не поверил Озорной.

— А диковинка! Может, вздумал государя тешить? — предположил Бык.

Это походило на правду — государь диковины любил и тех, кто ему всякие чудеса приносил, награждал немало.

— Ну, разве что государя… Да что ты мне про государя! Сперва-то про себя растолкуй! — Подьячий все еще делал сердитый вид, но Бык, похоже, и не с такими крикунами справлялся.

— Я услышал про медвежью харю да и думаю — ого! Это место я знаю! Промысел мой таков, что по лесам ходить и травы с кореньями брать надобно. Я не только ворожбой зарабатываю — я корневщик знатный! — похвалился Бык. — И пошел я, и взял у знакомца одного кобылку, и на Стромынку отправился. А верхом-то ездить я не навычен — в лесу-то кобылка меня о дерево с себя счистила да и ушла…

— Кобылка была, — подтвердил Семейка. — Каряя, в холке аршин и три четверти, во лбу бело, на левой задней белый чулок, пахами дышит, видать, недавно опоили.

Данилка уставился на товарища с восхищением.

— Стало быть, вы по одному следу шли? — спросил Деревнин. — А раньше-то кто его, вора, от мертвых тел избавлял?

— Врать не стану — не знаю. Может, и впрямь клад? — Бык всем видом выразил недоумение. — Тут ведь и впрямь поклажа схоронена. А с чего он взял, будто она на двенадцать голов заговорена — этого не знаю. Поклажа еще с польских времен лежит, и когда ее клали — точно покойников рядом закопали. Покойниц…

— Баб, что ли? — удивился Тимофей.

— Трех инокинь. Кто их с котлом жемчуга выследил — не скажу, не знаю, а всех трех, бедненьких, порешили. Плохой это клад, мало было той крови, что в него сначала пролилась, еще и этот пес добавил…

— Три инокини? — переспросил Данилка. — Да про него же Третьяк толковал! Это какая-то девичья обитель инокинь схоронить жемчуг послала!