Читать книгу - "Последний Катон - Матильда Асенси"

— Но тебя это почему волнует, папа? Ты же едва умеешь обращаться с компьютером, и в Египте таких проблем нет.

Бутрос посмотрел на сына так, будто видит его в первый раз.

— Правительство не может шпионить за собственным народом, сынок, или ограничивать его свободу, быть его тюремщиком и цензором мнений людей. И ещё меньше прав на это есть у религии, какой бы она ни была. Ад, о котором пишут книги, не в загробной жизни, Фараг, он здесь, в нашей жизни, и его создают и те, кто называют себя толкователями слова Божьего, и правительства, которые ограничивают свободы своих граждан. Подумай, каким был наш город, и подумай, каким он стал теперь, и вспомни о своём брате Юханне, о Зоэ и маленьком Симоне.

— Я о них не забываю, папа.

— Найди страну, где ты сможешь быть свободным, сынок, — продолжал Бутрос, обращаясь к Фарагу так, словно нас с капитаном здесь не было. — Найди такую страну и уезжай из Александрии.

— Да что ты говоришь, папа! — Фараг упёрся в стол обеими руками так сильно, что костяшки на них побелели.

— Уезжай из Александрии, Фараг! Если ты останешься здесь, я не смогу жить спокойно. Уезжай! Оставь работу в музее и запри этот дом. И обо мне не беспокойся, — поспешно прибавил он, глядя на меня и улыбаясь с весёлым коварством. — Как только вы найдёте это место, я продам дом и куплю другой там, где будете вы.

— Бутрос, вы готовы уехать из Александрии? — улыбаясь ему в ответ, спросила я.

— Я окончательно порвал с этим городом после смерти моего сына Юханны и моего внука. — За его приятным выражением лица крылась глубокая боль. — Тысячи лет Александрия была славным городом. Сегодня для немусульман она просто опасна. Тут уже нет ни евреев, ни греков, ни европейцев… Все бежали и приезжают только как туристы. Зачем нам здесь оставаться? — Он снова с горечью взглянул на сына. — Фараг, обещай мне, что уедешь.

— Я думал об этом, папа, — признался Фараг, взглянув на меня краем глаза. — Но с тех пор, как я вернулся, я так счастлив, что мне трудно дать тебе это обещание.

Бутрос повернулся ко мне.

— Оттавия, вы знаете, что, если Фараг останется в Александрии, он может погибнуть от рук «Аль-Гамаа аль-Исламийя»?

Я промолчала. Возможно, Бутрос и преувеличивает, но его слова проникли ко мне в душу, и по моему взгляду Фараг это понял.

— Хорошо, папа, — наконец покорно сказал он. — Я даю тебе слово. Я не вернусь в Александрию.

— Найди себе хорошую страну, сынок, и хорошую работу. Я позабочусь о твоих вещах.

После этих слов мы все замолчали. Я никогда не подумала бы, что можно жить в таком страхе, и с грустью вспомнила о жителях Сицилии, которым угрожают моя семья и семья Дории. Почему мир — такое ужасное место? Почему Бог допускает такое? Я жила под стеклянным колпаком, и пора было встать лицом к лицу с действительностью.

— Как насчёт немного поработать? — предложил Кремень, откладывая салфетку.

Я тряхнула головой, словно очнувшись от сна, и удивлённо посмотрела на него.

— Поработать?

— Да, доктор, поработать. Сейчас… — он посмотрел на наручные часы, — одиннадцать вечера. Мы можем ещё пару часов потрудиться. Что скажете, профессор?

Фараг отреагировал так же неуклюже, как и я.

— Ладно, ладно, Каспар! — неуверенно согласился он. — Думаю, мы без проблем сможем войти в базу данных музея. Надеюсь, они не аннулировали моё имя пользователя и пароль.

Все вчетвером мы убрали со стола и быстро привели в порядок кухню. Потом, принимая во внимание, что мы вряд ли сможем увидеться перед отъездом, Бутрос распрощался со мной и со своим сыном парой крепких нежных объятий и с удовольствием пожал протянутую капитаном руку.

— Будьте очень осторожны, — попросил он нас, спускаясь по лестнице.

— Не волнуйся, папа.

Фараг уселся в своё рабочее кресло в кабинете и включил компьютер, а Кремень убрал со стула кипу журналов и пододвинул его к столу. Поскольку никакого желания вспоминать о ставрофилахах у меня не было, я принялась рассматривать книги на полках.

— Что ж, начинаем, — услышала я голос Фарага. — «Введите имя пользователя». Кеннет, — вслух сказал он. — «Введите пароль». Оксиринх. Чудесно, доступ есть. Мы внутри, — объявил он.

— Вы можете вести поиск по изображениям?

— Нет, не могу. Но могу искать конкретный текст и связанные с ним рисунки и фотографии. Я поищу «бородатую змею».

— На каком языке ты ищешь? — не оборачиваясь, спросила я.

— На арабском и английском, — ответил он, — но чаще на английском, потому что с этой латинской клавиатурой так удобнее. Там у меня стоит арабская, — указал он на один из шкафов, — но я ею почти не пользуюсь.

— Можно я посмотрю?

— Конечно.

Пока они ринулись на поиски бородатых змей, я вытащила из шкафа арабскую клавиатуру. Никогда не видела такой странной вещи, и мне она очень понравилась.

Она, естественно, была такой же, как обычные, но вместо букв латинского алфавита на клавишах были арабские значки.

— Ты правда умеешь на ней писать?

— Да. Это не так уж сложно. Труднее всего менять конфигурацию компьютера и программ, поэтому я всегда работаю с английским.

— Что здесь написано, профессор? — спросил Кремень, не сводя глаз с экрана.

— Где? Ну-ка… А, да, это коллекция изображений бородатых змей, которая хранится в музее.

— Чудесно. Смотрим.

Они принялись рассматривать фотографии рептилий и гадюк, вылепленных или нарисованных на художественных ценностях, хранящихся в фонде Греко-Римского музея. Провозившись довольно долгое время, они пришли к выводу, что ни одна из них не связана с рисунком ставрофилахов, поэтому начали сначала.

— Может, его тут нет, — неуверенно предположил Фараг. — Мы охватываем только шестьсот лет истории, начиная с 300 года до нашей эры. Возможно, это более позднее изображение.

— Фараг, элементы на рисунке греко-римские, — заметила я, листая журнал по египетской археологии, — так что они так или иначе попадают в этот период.

— Да, но тут ничего такого нет, и это довольно странно.

Они решили просмотреть ещё и общие каталоги александрийского искусства, подготовленные музеем для городских властей и доступные в базе данных. Тут им повезло чуть больше. Хоть изображение было неточным, они всё же нашли бородатую змею в коронах фараонов Верхнего и Нижнего Египта, которая имела определённое сходство с нашим рисунком.

— Профессор, на каких раскопках нашли это изображение? — спросил Кремень, наблюдая за вылезавшей из принтера копией.

— А, ну-ка… в катакомбах Ком Эль-Шокафы.

— Ком Эль-Шокафа?.. По-моему, я только что что-то об этом видела, — сказала я, возвращаясь к трём шатким кипам старых номеров «Национального географического журнала». Мне запомнилось слово «Шокафа» из-за его сходства с кунафой, огромными медовыми слойками, которые поедал Фараг.