Читать книгу - "Эхо разрушенных судеб... - Юлия Иванина"

него самого, видели, как она, будучи главбухом на ферме, сама Мишке прохода не давала.

Видимо, участковый разглядел на лицах друзей сомнения, поэтому вскочил на ноги и заметался по кабинету, как бешеный зверь.

- Я хочу помочь родному посёлку! – воскликнул он. – Как только я узнал про изнасилование девчонки, сразу поехал к ним, чтобы они написали заявление, и я смог наказать маньяка, но Котов был тут как тут, и она даже не стала со мной разговаривать. Я по глазам видел, что она его боится, а он так противно на неё смотрел.

Он достал из кармана пачку сигарет и закурил, продолжая вышагивать из угла в угол.

- Да поймите же вы, наконец! Я боюсь за наших детей! У вас ведь дочери подрастают, что если эта падла то же самое сделает с кем-то из них?!

Он точно знал, куда бить и как заставить людей действовать по его указке.

Шевченко почувствовал, как в нём поднимается волна гнева и отвращения. Он никогда не допустит, чтобы кто-то обидел его пятнадцатилетнюю дочь. Нельзя рисковать безопасностью детей.

- Он скоро придёт сюда, - тем временем продолжил милиционер. – И я должен добиться от него признания. Только так я смогу посадить его без заявления пострадавшей. И вы мне в этом должны помочь…

Послышался короткий стук, после которого сразу же распахнулась дверь, и на пороге появился сам Михаил Котов. Сегодня, вопреки обычному, он был хмур и серьёзен. Вихрастая тёмная чёлка растрёпана, челюсть крепко сжата, плечи напряжены. Он был словно настороже.

Михаил обвёл троих мужчин недобрым взглядом, после чего остановил его на участковом, который как раз замер перед ним.

- Когда я говорил, что нам необходимо встретиться, то даже не подумал, что ты приведёшь группу поддержки. Хотя мог бы догадаться, не зря же ты позвал меня сюда, - криво усмехнулся Котов.

А Кирилл Данилович во все глаза смотрел на этого человека и никак не мог поверить, что он мог изнасиловать девчонку. Юную, невинную, беззащитную – почти ребёнка. Котов, несмотря на свои похождения, был хорошим семьянином, обожал своих детей, по-доброму относился к людям, такой человек не может совершить зло. Хотя, если взять в пример Чикатило, злодеяния которого как раз пришлись на пору молодости Шевченко, то нельзя быть уверенным ни в чём и ни в ком.

- Ты присаживайся, Миш, - махнул он рукой на стул, который стоял с другой стороны стола прямо напротив него.

Котов бросил на него острый подозрительный взгляд и, обойдя милиционера, опустился на стул.

Шевченко почувствовал, как внутри снова всё раздирается от тревоги, жалости и сомнений.

- Выпьешь? – спросил зам, поднимаясь и доставая из углового шкафа бутылку водки и четыре рюмки.

- Что вам надо, мужики? – вопросом на вопрос ответил Михаил. – Я пришёл сюда не водку с вами распивать, а поговорить с нашим доблестным милиционером о…

Только договорить не успел.

Участковый, несмотря на свою грузность, проявил небывалую прыть и силу. Он за долю секунды оказался за спиной Котова и выкрутил ему обе руки с такой силой, что тот, не сдержавшись, громко заорал и упал грудью на стол.

От этого короткого, но громкого крика у Шевченко волосы встали дыбом, а ладони будто закололо иголками. Всё это было неправильно, но, с другой стороны, другого решения не было.

Это он пытался себе внушить.

Зам оставил на столе рюмки и двинулся к борющимся мужчинам, на ходу откручивая пробку на спиртном.

- Данилыч, помогай! – хрипло выкрикнул участковый, сильнее выворачивая руки Котову.

Тот пытался освободиться и громко матерился, за что его ещё раз приложили лицом о столешницу.

Послышался глухой, тошнотворный звук, от которого главу замутило. Он, как во сне, поднялся из-за стола и двинулся к мужчинам, рядом с которыми в растерянности топтался его зам с бутылкой водки в руках.

Михаил после удара будто как-то обмяк и почти не сопротивлялся, только слабо мычал что-то нечленораздельное.

- Данилыч, запрокинь ему голову и открой рот, - распорядился милиционер, а потом повернулся к заму. – А ты вливай в него водяру. Пока он очухается, будет уже готов и расскажет нам всё, что мы захотим.

Кирилл Данилович встал рядом с участковым и замер. Хоть он и получил чёткие указания, но не мог заставить себя следовать им. От страха его била дрожь. Когда они придумывали этот план, всё казалось простым и не таким страшным. Но сейчас, стоя позади живого человека, который медленно приходил в сознание, мужчина не мог даже пошевелиться.

- Он должен быть наказан, - пробился в хаос его мыслей голос друга. – Только так мы можем защитить наших жён и детей.

И эти слова стали спусковым крючком.

Шевченко ухватил Михаила за длинную вьющуюся чёлку и задрал ему голову, а второй рукой надавил на подбородок. Он старался не смотреть в лицо человеку, которого он всю жизнь считал хорошим парнем. Ему казалось, что это из кого-то другого они сейчас собирались выбить признание в изнасиловании девочки-подростка. Его сознание будто хотело отторгнуть всё происходящее, поэтому он словно мельком уловил, как зам, открутив пробку, просунул длинное горлышко бутылки глубоко в рот обездвиженного мужчины.

Котов закашлялся и сильно дёрнулся, приходя в себя. Он мотал головой из стороны в сторону, стискивал зубы, которые только стукались о стеклянное горлышко, и пытался освободить руки.

Глава почувствовал, как по его руке, которой он держал подбородок, потекла водка вперемешку со слюной, и его самого чуть не стошнило. Численный перевес был на их стороне, но Мишка так отчаянно рвался, что Шевченко не был уверен, что они смогут втроём долгое время его удерживать.

От резкого пронзительного визга у Кирилла Даниловича заложило уши. Ему казалось, будто этот звук прошёл через каждый его нерв, обдавая кипятком с головы до ног.

«Дверь не закрыли!» - метнулась в сознании паническая мысль.

Он обернулся и почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз, а пол кабинета ушёл из-под ног.

На пороге стояла его жена и громко надрывно кричала, держась за сердце.

В ту же секунду Шевченко забыл о Котове и бросился к жене, у которой подкосились ноги, и она стала оседать на пол. Он рухнул перед ней на колени и успел подхватить до того, как она упала.

- Тише, Галя, тише, - зашептал Кирилл Данилович, зажав ей рот, чтобы её крики не привлекли ненужного внимания.

От страха и стыда ему хотелось раствориться в пространстве.