Читать книгу - "Последний Иерофант. Роман начала века о его конце - Владимир Шевельков"

— Ничего, мы обязательно разберемся с этой нечистью, — отозвался бледный донельзя, уставший Шведов. — Ведь теперь уже все решено. Предупредить Государя — главное! И не нужно впадать в уныние, батенька… — продолжил, не оборачиваясь. — А между прочим, мы уже приехали! Вот здесь и живет ротмистр Семенов. Шофер заглушил мотор возле дома на Офицерской поблизости от Литовского замка.[122]

«Жандармский офицер, занимающий ответственную должность, живет рядом с политической тюрьмой! Редкий пример верности служебному долгу — быть всегда на своем месте, в любой час, даже не в присутствии, — поразился Викентий Алексеевич. — Всюду блюсти старый девиз — „Слово и дело Государево“.[123]Неудивительно, что именно Семенов курирует столь секретный план — такому слуге Его Величества, слуге без страха и упрека, можно доверить все».

Они вышли из автомобиля, и Шведов обратился к шоферу, продолжавшему, несмотря на более чем жалкое состояние, исполнять свои обязанности.

— А вы, голубчик, немедленно домой, не то совсем простудитесь. Переоденьтесь в сухое и непременно выпейте водки. Три дня на службу можете не ходить, лечитесь.

— Слушаю, ваше высокоблагородие! — с готовностью ответил шофер.

Швейцар в расшитой галуном ливрее, знавший начальника сыскного отделения в лицо, завидев Шведова, с поклоном распахнул двери парадного:

— Мое почтенье-с, ваше высокобла-ародие!

По устланной мягким ковром лестнице с ажурными перилами коллеги-правоведы поспешили подняться на второй этаж, где и находилась роскошная квартира ответственного чина Тайной полиции. Шведов дернул шелковый шнурок, и колокольчик мелодичным звоном огласил прихожую — гости пожаловали. Тяжелую резную дверь бесшумно открыл седой лакей в белых перчатках, манишке и строгом черном смокинге.

Коротко отрекомендовавшись: «Дело государственной важности, любезный! Вижу, вас уже предупредили», Шведов, увлекая за собой растерянного адвоката, не раздеваясь, беспрепятственно направился в известный ему кабинет хозяина, минуя одну за другой целую анфиладу комнат (старый слуга едва успевал открывать белые дверные створки с бронзовыми ручками в виде львиных голов с кольцами в пасти). Викентий Алексеевич из профессионального любопытства попутно отмечал детали благородного интерьера: на стенах было много портретов старого европейского письма, с которых на посетителя грозно взирали изображенные в полный рост рыцари в шлемах с пышными плюмажами, с ног до головы закованные в латы (трудно, да и некогда, было разбирать средневековые готические подписи на продолговатых, заостренных кверху рамах), порой попадались картуши с эклектическими гербами сложной символики, но больше всего по дорогому штофу стен было развешено оружия всех народов и эпох. «Холодное оружие — страсть ротмистра», — шепотом прокомментировал Алексей Карлович. Здесь висели древние ахейские и троянские мечи из раскопок Шлимана,[124]оружие персидских воинов Дария и македонской пехоты Александра Великого, скифские акинаки, гладиусы римских легионеров времен Траяна, гордо поименованные длинные и прямые мечи крестоносцев — тамплиеров,[125]одноручные и двуручные — эспадоны, кривые сарацинские сабли и турецкие ятаганы, клинки из Толедо и дамасский булат, даги и стилеты, алебарды и секиры, русские бердыши и чеканы, шпаги и палаши, наконец, Златоустовские шашки и кубачинские кинжалы, поражавшие изысканностью ювелирной отделки… Чего только не было в этом не имевшем цены арсенале!

Пройдя через эту обагренную кровью веков экспозицию, анфиладу из доброго десятка разной величины и отделки комнат, полицейский полковник и адвокат частной практики оказались в просторном кабинете, доступном лишь избранным коллегам из полицейского ведомства, которым было поручено разработать и привести в действие чрезвычайный план по выявлению и обезвреживанию всех антигосударственных сил, дерзко посягающих на общественные устои Российской Империи и творящих невиданные гекатомбы, да нескольким сверхсекретным сотрудникам-филерам, поставщикам свежей информации, ротмистра Тайного Его Императорского Величества корпуса жандармов Семенова.

Хозяин сидел за массивным письменным столом, казалось бы, вросшим в наборный паркет своими четырьмя точеными ножками-колоннами, одновременно посасывая мундштук ароматного кальяна, перелистывая какой-то фолиант в тисненом переплете черной кожи и то и дело поглядывая, как звонко играют голубовато-алые угли в жарко натопленном камине. Это был господин лет сорока (впрочем, можно было бы сказать и иначе — выглядевший лет на сорок) с пышными холеными усами, выдававшими в нем бывшего бравого лейб-егеря, одетый, однако, сугубо по-домашнему — в стеганый шлафрок,[126]просторные шелковые панталоны и мягкие пантофли.[127]

Глава петербургского сыска сразу взял с места в карьер:

— Константин Викторович, я, знаете, без дежурных формальностей — прямо к сути дела. У меня, как вам уже известно, наконец-то появились важнейшие документы, имеющие прямое отношение к курируемой вами операции. Просто клад! Сенсационные документы, доказывающие ритуальную подоплеку пресловутых массовых захоронений и изобличающие тайную антигосударственную деятельность масонских лож в поистине катастрофических масштабах и…

— Так вот вы о чем, господин Шведов, — жандармский куратор довольно небрежно перебил старшего по званию, который, впрочем, был назначен ему в подчинение высшей властью, и пользуясь традиционной куда большей фактической значимостью званий в жандармерии над чинами в обычной полиции. — Да-да-да… Ох уж эти мне вольные каменщики! Вы не поверите, Алекс… — он запнулся, щелкая пальцами в воздухе, словно из пустоты можно было добыть позабытое имя собеседника.

В это время камердинер успел внести в кабинет парадный мундир ротмистра и тут же удалился.

— Алексей Карлович, — напомнил полковник не без обиды в тоне.

— Да, да! Конечно — Алексей Карлович. Видите, как занят, даже не мог вспомнить, как вас звать-величать. И поверьте — голова идет кругом все из-за того же вопроса. Через мои каналы я за последнее время уже не мало узнал об их деятельности против священных, незыблемых устоев Империи, и тоже напал на след… А что это, простите, за господин с вами — разве он введен в курс нашего секретного плана и с ним можно быть откровенным?