Читать книгу - "Белый пиар - Анна и Сергей Литвиновы"

Прелюдия окончена. Начальник заговорил о делах. Женя вздохнула и открыла папку, приготовилась записывать.

– Здоровье – заразительно! – провозгласил Бритвин. – Это – афоризм Лихтенберга. Хорошо сказано, а?

М-да, необычный девиз. Запоминающийся. Только зануды из медицинского центра его сроду не утвердят.

– Да ладно, не пиши! – Одернул ее Бритвин. – И вообще – пошли своих медиков куда подальше. У нас с тобой – новое задание.

– Но… – протянула Женя.

– Без «но». Слова «но», «нет» и «не могу» в «Глобусе» не приветствуются… Передай текущие дела Кате, она уже в курсе.

Женя не знала, кто такая Катя, но спрашивать не стала – выяснит сама. Интересно только, что говорить медикам, когда те начнут обрывать телефон?

Она покорно закрыла папку и спросила:

– А что за новое дело?

– Ищем таланты!

Бритвин наклонился к ее уху и понизил голос:

– Наш Дубов – рухнул с дуба! Опять подписал договор с оргкомитетом «Идеального рассказа».

Он отодвинулся от нее и сказал в полный голос:

– Так что нам с тобой придется выступить в роли отборочной комиссии.

Женя что-то слышала про конкурс на «идеальный рассказ». Когда-то о нем упоминал сослуживец из «Ясперс и бразерс» Леша Данилов. Леша в прошлом году посылал в «Идеальный рассказ» свой опус. Никакого приза не получил и ворчал, что жюри отбирает не нормальные произведения, а высоколобую, завиральную муть.

Женя удивленно посмотрела на Бритвина:

– Но… Мне казалось, что в таких конкурсах в жюри сидят писатели? Мы-то кто такие, чтобы решать, что талантливо, а что – нет?

Дмитрий, блестя глазами, высокомерно заявил:

– А чем мы с тобой не писатели?! Тоже пишем – и слоганы, и рекламные тексты!

Ну точно, у начальника крыша поехала. Или анаши накурился. Бритвин перехватил удивленный взгляд Жени и сказал – уже нормальным тоном:

– На самом деле мы займемся только предварительным отбором. Будем отсекать неграмотные, вторичные или явно безумные тексты. Окончательный выбор, конечно, оставим господам писарчукам.

У Жени на языке вертелся еще один вопрос: зачем «Глобусу» это нужно? Разве на подобном конкурсе можно заработать? Она не успела спросить, Бритвин объяснил сам. И сейчас его глаза смотрели неулыбчиво, жестко:

– Дубов сказал, что контракт с «Идеальным рассказом» – очень ответственный. И выгодный. Нужно бросить на него лучшие силы…

Женя не успела порадоваться тому, что уже попала в «лучшие силы». Она случайно заглянула Дмитрию в глаза и увидела: от его веселого, дурашливого настроения не осталось и следа. В глазах Бритвина теперь плескалась такая тоска, что у Жени даже в сердце закололо.

– Что с вами? – тревожно спросила она.

Дмитрий взглянул на нее отсутствующим, непонимающим взглядом. Его зрачки расширились, и глаза казались совсем черными, страшными. Жене показалось, что Бритвин сейчас упадет, забьется в судорогах, закричит нечеловеческим голосом…

Но тот мгновенно взял себя в руки:

– В каком смысле – «что со мной»? Все в порядке, пошли работать.

Женя отнюдь не считала, что с ним все в порядке, но спорить она не стала. Как сказал Дубов – «Бритвин вам воинский начальник!» А ни приказы, ни, тем паче, здоровье начальника обсуждению не подлежат.

В закутке, примыкавшем к кабинету Бритвина, стоял картонный ящик, до краев заполненный рукописями. К каждой из них был пришпилен конверт с адресом отправителя. Сверху лежала опись: семьсот сорок два соискателя.

– И нам придется все это читать? – опасливо спросила Женя.

Она успела заметить, что многие рассказы написаны от руки, причем почерк оставлял желать много лучшего.

– Придется, – подтвердил Дмитрий. – А что ты хотела – работаем under pressure.[5]

«М-да, сколько я еще выдержу под таким давлением?» – мелькнула у нее мысль.

Женя вздохнула и отправилась искать Катю-менеджера, которой предстояло сдать неоконченную работу по медицинскому центру.

Катя оказалась милой пухлощекой девушкой. Она встретила Женю приветливо, совсем не «по-глобусовски». Сразу, без приглашения, перешла на «ты». Тепло улыбнулась.

– На рассказы тебя бросили? – поинтересовалась Катя. – Сочувствую, работка адова. Я в прошлом году ими занималась. Хочешь совет? Выбирай самую чушь. Всякие «субстанции, обладающие самосуществованием»… Ангелов там каких-нибудь на шпиле Петропавловского собора…

– А нормальные рассказы отбирать нельзя? – иронически спросила Женя. – С сюжетом, интригой, героями?

Катя погрустнела:

– Можно, конечно. Только их все равно зарубят… Ну, давай своих медиков, они уже телефон оборвали.

Женя отделалась от папки с материалами по медицинскому центру и направилась обратно к Бритвину. Ей не терпелось прочесть пару-тройку настоящих рукописей. Смешно сказать – закончила журфак, а рукописей никогда не читала. Даже от положенной на втором курсе практики в районной газете ей удалось отмазаться. С помощью своей профессорши, научной руководительницы, она прикрылась проводимыми ею архиважными исследованиями по рекламе. Ну вот, графоманские рукописи все равно ее настигли…

Бритвин был «в процессе» – ноги закинуты по-американски на стол, дымится поллитровая кружка с кофе, в руках – рукопись, почему-то написанная красными чернилами.

– Интересно? – полюбопытствовала Женя.

– Ага-а… – протянул Дмитрий. – В сопроводительном письме автор сообщает: «В настоящее время я нахожусь на излечении в больнице имени Ганнушкина, просьба ответить по адресу: отделение номер три, палата номер семь…»

Он отшвырнул рукопись в коробку с грозной надписью «брак» и тут же взялся за следующую.

– Давай, подключайся. У нас на все про все – три дня.

Женя не удивилась неприлично жестким срокам – уже успела привыкнуть, что в «Глобусе» с сотрудниками не церемонятся.

Только вот что ей делать с новым знакомым Мишей? И со свиданием, назначенным на сегодняшний вечер?

Миша Бобров, с которым Женя познакомилась в «Джаннагате», Женю заинтриговал. Хотя мужчины не интриговали ее уже давно. Сильный пол – особенно столичный сильный пол – казался ей слишком предсказуемым. Мужское поведение, как считала Женя, укладывалось в одну и ту же примитивную схему: поцелуемся – переспим – поживем вместе – и, возможно, даже поженимся… Когда-нибудь…

Ее такой вариант не устраивал. Никак не устраивал. Скучища – переспим, поживем… А где загадки, где романтические безумства, где то самое чувство, веками воспеваемое в мировой литературе?!