Читать книгу - "Загадка последнего Сфинкса - Наталья Солнцева"

– Тебя не смущает эта… голова?

– Почему она должна меня смущать?

– Ну… присмотрись к ней…

Отрогина достала очки, водрузила на нос и уставилась на картину.

– Если и может что-то вызывать недоумение, так только сходство с работой Климта, – заявила она, поворачиваясь к Инге. – Хотя заимствованную идею нельзя назвать плагиатом. Разные художники в разные времена писали эту библейскую вдову. А способ выражения, манера живописи у Домнина своя, оригинальная. Не беспокойся! Работы похожи, но на первый поверхностный взгляд. У Климта Юдифь черноволосая, с типично еврейскими чертами, фон тоже другой, и, по-моему, на его картине виден фрагмент головы. Здесь, как видишь, она изображена целиком.

– Меня совсем не то волнует.

– Что же тогда? Цена? – удивилась Лидия. – Надо было раньше думать. Домнин берет очень дорого, это всем известно.

– Нет. Понимаешь… почему вдруг он решил придать мне образ Юдифи? Да еще с этой ужасной головой в руках? Просто жуть какая-то.

– Он все портреты так пишет… с вывертом. Обожает роковых женщин, как и Климт, кстати. Для художников модерна характерен образ безжалостной холодной красавицы, а Домнин им утрированно подражает. Он постоянно на грани скандала… испытывает терпение публики. У него такой стиль – творчества, поведения. Он бросает вызов обществу. Возьми новомодных драматургов, балетмейстеров – они все стремятся чуть ли не к стриптизу на сцене. Таковы веяния времени…

– А голова?

– Что ты имеешь в виду? – опешила Лидия. – Голова – это часть образа! Чего ты к ней прицепилась? В чем прикол?

– Тебе ничего не кажется?

– Все! Хватит! У тебя воображение разыгралось. Коньяк есть? Пора выпить.

Инга принесла початую бутылку и рюмки, нарезала лимон. Разговор с подругой немного успокоил ее. Та не усмотрела в портрете ничего неприличного и зловещего. «Значит, я все придумала, – заключила Теплинская. – Становлюсь мнительной и трусливой. Доктор прав насчет гормонов. Может, у меня климакс начинается?»

Гостья изрядно набралась – она уже поделилась с хозяйкой громкими сплетнями, пожаловалась на сына, обсудила характер любовника и стихла. Портрет словно заворожил ее, приковал к себе ее осоловелый взгляд.

– Ты гляди на эту Юдифь! – пьяно захохотала подруга, тыкая пальцем в сторону картины. – Тоже мне, добропорядочная вдова… глазки прикрыла, губки раздвинула… да у нее оргазм! Ха-ха-ха… ха-ха! Будь я проклята, если это не так! Отрубила мужику голову и… ха-ха-ха! Ха-ха…

Инга с ужасом осознала, чту в портрете самое непристойное: не нагота, не мертвая плоть – выражение лица женщины.

– Это не я, – прошептала она. – Не я!

Лидия отсмеялась, вытерла слезы, глотнула еще коньяка и перешла на животрепещущую тему, которая была у всех на устах.

– Говорят, Никонова собственная жена ухлопала, – почему-то подмигнула она Инге. – Из ревности. Она ребенка ждет, а у беременных случаются психозы.

– Откуда ты знаешь?

– От Москвы-матушки правду не утаишь, она все вызнает!

– Ерунда… – неуверенно возразила Инга.

– А вот и нет! Мне журналист один рассказывал, а тому кто-то из ментов проболтался, будто перед выступлением жена заходила к Никонову. Что ей стоило кольнуть его отравленной булавкой и выйти как ни в чем не бывало?

– Говорят, ему письма приходили с угрозами. Зачем жене писать письма?

– Чтобы стрелки перевести. Кто-то угрожал, потом убил, а она… не при делах.

– Да ну, глупости.

И тут Инга вспомнила о письме, адресованном Теплинскому, которое было вложено в корзину с цветами. Ее бросило в жар.

Муж посмеялся над нелепым посланием. Она, признаться, тоже не придала ему значения. И только слова Лидии заставили ее содрогнуться.

– Никонов жене изменял? – спросила Инга, отгоняя страшные мысли.

– Бабы на него сами вешались, а он был классным музыкантом, виртуозом, но не святым. Наверняка грешил. Где же черпать вдохновение, если не в любви?

– Ее арестовали?

– Кого? Жену, что ли? С таким животом? Без веских доказательств? Адвокаты не позволят. – Отрогина откинулась на спинку кресла, достала сигарету, помяла в длинных наманикюренных пальцах, понюхала. – Курить бросаю. Мука смертная! – С коротким вздохом она отправила сигарету в пепельницу. – Думаю, вообще никого не посадят. Искать убийцу будут, потому что Никонов – фигура известная, международная знаменитость. Но не найдут, скорее всего.

– Да?

– Женщина, которая его укокошила, явно не дура, раз сделала свое дело у всех под носом… перед самым выходом артиста на сцену. Скрипач уединился: пока он настраивался, медитировал, беседовал со своей музой … никто не смел его беспокоить.

– Но жену он все-таки впустил?

– В том-то и штука. Не только впустил, но и подпустил…

– А что было в тех письмах… ну, в которых ему угрожали?

– Толком неизвестно. В интересах следствия подробности не разглашаются. А при жизни Никонов никому про угрозы не говорил. Полагаю, он в них не верил, не хотел зря жену волновать. Мало ли полоумных на свете? Чаще всего они не опасны. Выходя на публику, человек невольно становится объектом самых разных устремлений. Поклонники и поклонницы влюбляются в своих кумиров, иногда становятся просто одержимыми. Тебе ли не знать?

Инга забыла про портрет. Смерть Никонова, игру которого ей так и не довелось услышать, из далекой и полуреальной трагедии стала казаться мрачным намеком, предвестником беды…