Читать книгу - "Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская"

— Теперь, Игорек, настал час и вам услужить мне, вы готовы?

— Постараюсь, Ника Леопольдовна, чем смогу, — настороженно улыбнувшись, ответил он.

— Так вот, — при этих словах она вынула что-то из крошечного пакетика и протянула ему, продолжив: — вы должны Мите Голоскову — он же ваш приятель, вот этот шарик незаметно в стакан подбросить — неважно с чем: с водой, вином, соком… Это все — больше ни о чем не прошу! — с деловитой сухостью закруглилась светская львица.

Обомлевший Антонов долго молчал, неподвижно сидя с зажатым в кулаке темно-бордовым комочком. Мысли Игоря смешались, перескакивая с одного на другое — «что же это она — совсем с ума сбрендила? Я — травить его должен? Убивать?!» Наконец, опомнившись, он в замешательстве промямлил:

— Вы что, серьезно? Не может быть! Митю? За что?! И почему я, именно я?

— Что, до сих пор не поняли — «раз назвался груздем, полезай в кузов»! Вы уже давно «в разработке»!

— В какой еще разработке? Без меня меня женили, что ли?

— Да успокойтесь, Игорек! Никто вас в третий раз насильно женить не собирается. Но не забывайте, что вы — мой должник, ну и не только мой — сами знаете чей, какого ведомства! Или запамятовали за давностью лет, а? Но вот «они» ничего никогда не забывают…

— Но за что, Ника? Ну не могу же я отравить человека — это же безумие!

— Ах, Игорь, кто же говорит об отраве? Это вовсе никакой не яд, поверьте! К тому же мгновенно растворяется в любой жидкости без всякого следа. Ну уж если так настаиваете, то могу пояснить: ваш ученый секретарь слишком много на себя берет, а в последние месяцы совсем распоясался, не в свои дела лезет! Ему не помешает слегка отдохнуть, чуть-чуть поболеть, поразмыслить на досуге. Сей шарик вызовет лишь легкую простуду и вялость, а врач его на больничный отправит, чтоб отлежался. Ничего особенного, ясно? Учтите, что это — приказ!

— Но от кого?

В ответ Ника глухо молчала. Потом встрепенувшись, усмехнулась:

— Между прочим, сам Юрий Власович хочет с вами познакомиться.

При упоминании имени цековского «босса» Антонов вздрогнул, но все же попытался еще сопротивляться:

— Не понимаю, это все же розыгрыш? Мне что, уже к психиатру пора?

— Если приказа не исполните, тогда действительно в психушку загремите, гм… в лучшем случае. И вообще нам пора заканчивать разговор, — и мадам Редозуб перешла на еле слышный шепот. — Если откажетесь, запомните, вас самого тут же уберут — моргнуть не успеете…

Эту ночь Игорь Иванович провел без сна, сидя на полу в пустой квартире на Преображенке, оставленной ему актрисой. Холодея от страха, думал, как будет опускать сей жуткий шарик в митин бокал.

Вскоре он зашел в кабинет ученого секретаря, озабоченно кричавшего что-то по телефону. Когда Голосков положил трубку, Антонов бодро предложил:

— Слушай, Мить, зайдем сегодня в «стекляшку», — шеф тему докторской моей одобрил наконец!

— Поздравляю, Игорек! Это дело надо отметить, ясно, но… сегодня жена за мной заехать обещала, не получится, — вздохнул он, извиняясь. Однако заметив погрустневший взор приятеля, засомневался:

— А знаешь, может мы здесь… того, сегодня директора нет, посидим с тобой, а? Мой «зам» враз за вином сгоняет?

Повеселевший Антонов тут же категорично заявил:

— Перестань, грех — эксплуатировать подчиненных. По такому случаю я и сам сбегаю, жди — я мигом!

И через полчаса приятели, закрывшись в митином кабинете, распечатали бутылку «Каберне». Отвечая на бесконечные звонки, Голосков по старой своей привычке то и дело отворачивался при разговорах к окну. Так что Игорю Ивановичу не составило особых усилий незаметно вынуть из кармана заготовленный коварный шарик и бросить его в стакан Мити. Потом Игорь несколько недель подряд в страхе названивал приятелю, но тот лишь однажды обмолвился, что на ногах перенес грипп, а теперь, мол, осложнение какое-то — слабость, силы будто убывают. И Антонову показалось, что все вроде обошлось, как Ника и предрекала — вроде не смертельно…

В тот год он впервые заметил Ивлеву, спросил о ней Нилова. Профессор сказал ему, что более талантливой аспирантки у него еще не было. Эти слова учителя укололи честолюбца Антонова до глубины души, в то же время пробудив острый интерес к Маше. Теперь при виде ее Игоря охватывало странно-щемящее чувство — какой-то трепет легкий…

Прошло несколько месяцев. По институту поползли слухи, что ученый секретарь — в академической больнице, говорят, что при смерти. Но узнав об этом, Антонов не пошел к нему — не смог…

А Ника все чаще стала приглашать Игоря на свои вечера и однажды познакомила его с «железной старухой» Зоннэр и генералом Зверогоновым, успевшим прославиться в роли ярого разоблачителя Сталина. Потом его представили гордой Казимире из Литвы: «Об этой Жанне д’Арк весь мир еще услышит», — предрекла мадам Редозуб. С этими страстными «демократами» Антонов сошелся мгновенно, почуяв за их спиной мощную неведомую силу, И с той поры возле него завертелся вдруг бледнолицый аспирант Зверогонова — скромняга Кирюша Рюшенков.

Карьера Игоря как по маслу вошла в совершенно новую колею: его имя замелькало то в «Новом мире», то в «Аргументах и фактах», и постепенно он обретал известность как яркий публицист. Его лицо стали узнавать по телевизору рядом с академиками Сахаровым и Лихачевым. А сам он, едва успев защитить докторскую, был единодушно избран член-корреспондентом Академии наук.

Вернувшись с похорон Мити Голоскова в свою новую кооперативную квартиру на проспекте Вернадского, Игорь Иванович долго сидел в кабинете с закрытыми глазами, подавленный чувством дикой тоски. Его взбудораженный мозг разъедал тот самый темно-бордовый комочек, подкинутый им в стакан приятеля: «Но не от этого же он умер, с тех пор столько воды утекло. И давно уж говорили, что у Мити рак. Но у меня-то выбора не было! Эта ведьма Ника однозначно произнесла мне приговор, если не послушаюсь… Да, мирная жизнь лишь кажется такою, а в ней ведь — всегда война: если не ты убьешь, так тебя уничтожат»… Антонов сознавал, что совершил тогда страшную подлость… «А если б воспротивился — давно бы в могиле лежал», — рассуждал он наедине с собой, постепенно опорожняя бутылку «Наполеона»…

В голове членкора роились мириады мыслей, и вдруг из каких-то глубин подсознания выплыл образ Маши Ивлевой: вот оно что — ее люблю! Никого кроме нее мне не нужно! — и он удивился этому открытию. Ведь раньше думал, что влечет его к ней просто так. Но притяжение это пробуждало в нем жизненные токи: в ее присутствии он загорался изнутри, чувствуя, что еще жив, жива его душа— ведь не старик же он, ему и пятидесяти еще нет! А с ней, с Машей, он бы горы свернул! И никак не мог забыть столь высокого мнения Нилова о ней. Неуклонно росло и любопытство: в чем машин секрет? Такая очаровательная умница, дочь известного дипломата, а замуж не вышла. И ему, весьма известному теперь не только ученому, но и депутату… гм… постоянно «накручивает нос»! Но Игорь Иванович— не из тех, кто привык отступать. Нет! К тому же у него постоянно всплывало подозрение, что именно Мария Силантьевна унаследовала тайный архив учителя. И Антонов неоднократно пытался выведать у нее, не оставил ли ей Нилов каких-либо бумаг. Но безуспешно…