Читать книгу - "Меньшее зло - Юлий Дубов"

— Объясни — почему.

— Потому, что они не идиоты. Прекрасно понимают, зачем ты их обхаживаешь. И очень внимательно следят, с кем ты лишнюю минуту проговоришь. Как только на одного из них ставку сделаешь, они его тут же хором топить начнут.

— Вот! — Платон рывком сел в постели. — Точно! Ларри, давай подключайся! Ты все понимаешь. Буквально четыре месяца. Крайний срок — пять. И всё! Объясняю суть…

— Суть потом объяснишь. Ты скажи сначала, почему к тебе Григорий Павлович зачастил?

Именно отец-основатель «Инфокара» и заместитель директора Завода, которого и многочисленные заводские дилеры, и главари кормившихся вокруг Завода бандитских группировок почтительно и единодушно именовали Папой Гришей, отдавая заслуженную дань стратегическому гению и масштабу личности, в своё время организовал хорошо продуманный и беспощадный наезд на «Инфокар», вознамерившись подобрать его под себя. Победа была уже близка, но Ларри выкрутился и нанёс мощный ответный удар, после чего доля Папы Гриши в «Инфокаре» съёжилась до неприличной величины.

С тех самых пор для Папы Гриши началась чёрная полоса невезения. Хотя формально все свои позиции на Заводе он сохранил, но от принятия решений был отодвинут.

— Он у тебя в этой губернаторской компании? — вкрадчиво спросил Ларри. — Да? Я что-то не пойму, кто из вас двоих больший дурак… Он или ты? А может — я? Что ты смеёшься?

— А я не смеюсь. Я радуюсь. Больше скажу — он в этой, как ты говоришь, компании скоро будет за главного.

Ларри поднял глаза к потолку, пошевелил пальцами.

— Ты хочешь сказать… Они друг дружку вперёд не выпустят. А он для них чужой, на нём все согласятся. Хорошо, что предупредил. Так это ты его собрался президентом делать?

— Да нет же, — Платон махнул рукой. — За кого ты меня принимаешь? Лютый же враг… Самое главное, Ларри Георгиевич, что я понятия не имею, кто будет президентом. Это во-первых. А во-вторых — это совершенно неважно.

— Что неважно?

— Неважно, кто конкретно будет президентом.

— Я закурю? — спросил Ларри, придвигая к себе пепельницу. — Очень курить хочется. Час с тобой вожусь…

— Кури, чёрт с тобой. А я тебе сейчас все расскажу. Сейчас сколько? Ого! Полчетвёртого! Слушай, позвони — пусть принесут вина! Того, что тебе из Грузии прислали. И дай бумагу и ручку. Придётся рисовать.

Платон изобразил корявый круг во весь лист и поставил за его границей крестик.

— Смотри. Круг — это элита. На самом деле таких кругов пять или шесть, потому что разных элит у нас до фига. Но существа вопроса это не меняет. Крест — нынешний президент. Он за кругом, потому что ни к одной элите не относится, даже к той, из которой вышел. Поэтому, кстати, они и передрались. Рано или поздно они консолидируются, сперва внутри, а потом и между собой и выкинут его к чёртовой матери. Но, во-первых, это может не знаю сколько тянуться, а, во-вторых, — с нынешним я не вмешивался только потому, что думал, будто это на месяц, на два. Ну на три. А теперь ждать, пока они нам подсунут неизвестно что, но уже насовсем, я точно не собираюсь. Значит? Процесс надо: а — ускорить и бэ — оседлать.

— Пока я вижу, что процесс тебя оседлал, — проворчал Ларри, разливая вино. — Жуть на что похож…

Платон пропустил сказанное мимо ушей. Он рисовал за пределами круга странную загогулину. Ларри, присмотревшись, разглядел переплетение линий, напоминающее и свастику, и пятиконечную звезду.

— Вот эта штука, — сказал Платон, — которую я сейчас строю, она тоже в элиту не помещается. Она внесистемна. В этом весь фокус. Она должна резко ускорить процесс. Эта штука должна так перепугать наших идиотов, что они бегом побегут объединяться. И начнут внутри себя искать противовес. Поскольку ни одного серьёзного человека, который мог бы сегодня встать и сказать: «Иду в президенты», не видно, они будут создавать такого человека. Знаешь, Ларри, мне совершенно наплевать, как его зовут. Важна не конкретная личность. Скорее всего, это будет просто робот. Важна программа, которую в него заложат. Так вот. У них руки связаны — они вынуждены учитывать интересы внутри элит и отношения между элитами. А у меня руки совершенно свободны. В пустышку, которая с сегодняшнего дня называется «Восточной Группой», я могу впихивать любую страшилку, абсолютно любую. Впихну туда «анархия — мать порядка», элита побежит в одну сторону. Впихну «все поделить» — побежит в другую. Про то, что у Восточной Группы нет самостоятельных политических амбиций, знаю только я. Теперь ещё и ты. А больше никто. Ведь наши как устроены? Им сказать — хотите, чтобы президентом был Сидоров, так сразу взвоют — почему не Петров?! А если сообразят, что теперь этот вопрос решают мои отмороженные губеры, сразу окажутся договороспособными и очень покладистыми. Им нужно такую перспективку нарисовать, чтобы зашевелились и стали реально договариваться.

Ларри задумался.

— Не слишком ли ты мудришь? — спросил он после паузы. — Что-то слишком сложно. Ты же сам говорил, что если по телевизору двадцать четыре часа в день лошадиную задницу показывать, через месяц её президентом и выберут.

— Одно другому не противоречит, — заметил Платон. Краткосрочный прилив энергии подходил к концу, он зевал во весь рот и морщился. — Совершенно не противоречит. Просто нам с тобой (Ларри зафиксировал, что местоимение «я» уже заменено на «мы», хотя прямого согласия ещё не поступало) этого никто не даст сделать. Понятно? Я хочу, чтобы они показывали ту лошадиную задницу, на которой все согласятся. И я уж точно не буду никому говорить, как эту самую задницу должны звать по имени-отчеству. Я хочу — одним ударом — сделать так, чтобы они наконец сообразили, что под ними горит, и чтобы у этой задницы были наперёд заданные характеристики.

— Чтобы выбрали меньшее зло?

— Точно. Вот именно. Чтобы выбрали меньшее зло. Другого они всё равно ничего не умеют. Что смотришь?

— Я думаю.

— О чём?

— Хитришь. Ты ведь не просто так все это затеваешь. Когда про лошадиную задницу с наперёд заданными характеристиками говоришь, у тебя перед глазами не задница, а конкретный человек. С которого ты эти характеристики срисовываешь. Скажи честно — это не Папа Гриша?

— Нет, конечно. Честное слово.

— А кто тогда?

Наступило молчание. Ларри понял, что ответа не будет. Он уже бесшумно пробирался к двери, когда Платон снова заговорил угасающим голосом:

— Послушай… Тут я ещё про одну штуку думаю последнее время… Скажи… Мы с Ахметом совсем разошлись?

— По бизнесу — да. Он звонит иногда.

— Можешь его найти?

— Наверно. А зачем он тебе?

— Да тут есть одна идея… Хочу своим губерам небольшую подпорочку соорудить. Может пригодиться. Найди его — пусть заедет.

Ларри остановился.

— Ты с ума сошёл. Про то, что он с нами работал, каждая собака знает. Решил засветиться? Сообразят, что ты за верёвочки дёргаешь, могут и стрельнуть. С них станется.