Читать книгу - "Тайна трех похищений - Марина Елькина"

— При чем тут баба Шура? — огрызнулась Люда и замолчала.

Трель не прекращалась. Даже, казалось, становилась все громче и громче. Это, наверное, Рыжая наливалась злобой и все глубже и глубже вдавливала кнопку звонка. Пушок так же сердито и агрессивно лаял и кидался на дверь.

— Открывать пойду я, — наконец сказала Маша, но даже ее дипломатии и умения говорить со взрослыми было недостаточно, чтобы одолеть такую непрошибаемую, тупую глыбу, как Рыжая.

Маша вздохнула, где-то под ложечкой ощущая надвигающуюся опасность, глубоко втянула в себя воздух, отогнала от дверей Пушка и пошла открывать.

— Что здесь происходит?! — Рыжая пыталась перекричать нескончаемую трель.

— Я ничего не слышу, — сказала Маша, но ее голос потонул в визге звонка. — Отпустите кнопку.

Рыжая не столько услышала, сколько увидела совет Маши и наконец отпустила побелевший палец от кнопки звонка.

— Что вы хотели? — вежливо и невозмутимо поинтересовалась Маша в наступившей тишине.

Соседка даже лицом побагровела от ее вежливости и невозмутимости.

— Что здесь происходит? — не снижая тона, проорала Рыжая. Наверное, она оглохла от продолжительного громкого звука.

— У нас репетиция, — мило улыбнулась Маша.

— Репетиция?!! — взревела Рыжая. — Я тысячу раз говорила тебе, чтобы больше никаких репетиций не было!

— А я тысячу раз говорила вам, что репетиции будут, — твердо, лишь чуть побледнев, ответила Маша. — У нас театр!

— Я разгоню к черту ваш театр! Я буду жаловаться в домоуправление, в милицию, в «Скорую помощь», в санэпидемстанцию!

— Не забудьте обратиться в пожарную, — кивнула Маша.

— Не хами!

Машин взгляд застыл на изумрудных сережках Рыжей. Эти зеленоватые камни, как хищные кошачьи слезы, подпрыгивали в мощной золотой оправе, дергая туда-сюда острые прозрачные уши Рыжей. Маша изо всех сил старалась, чтобы не заорать в ответ, чтобы сдержаться, чтобы у Рыжей не было никаких оснований записывать ее друзей в хамы.

— Из-за ваших прыжков в моем доме в пятый раз валится люстра! — кричала Рыжая.

— Люстра? — искренне удивилась Маша.

Она слышала об этом неоднократном событии впервые. Неужели Вадик прыгнул так сильно, что с потолка могла свалится массивная люстра?

— Да, люстра! — продолжала наступать Рыжая, заставляя Машу вжиматься в дверь под своим напором. — Хрустальная люстра с семью свечами! Она стоит… — Рыжая, видимо, не сразу смогла подсчитать урон, нанесенный ей маленькими дикарями, поэтому ограничилась внушительной фразой: — Очень больших денег! И я через суд буду требовать возмещения ущерба!

Маше с трудом удалось нажать дверью на носок ее домашней туфли, заставив Рыжую отпрыгнуть с еще более истошным визгом. Ход к отступлению был открыт. Маша щелкнула замком, для верности привалилась к двери спиной и только тогда облегченно выдохнула:

— Уф!

Рыжая, побуянив на лестничной площадке еще пару минут, с видом победителя спустилась на свой этаж.

— Ну, что? — одним вопросом встретили Машу все ребята, тихонько сидевшие в дальней комнате. Нет, большая часть перепалки им, конечно, была прекрасно слышна, но все-таки…

Маша неторопливо села на краешек кресла, провела рукой по подлокотнику и веско бросила одно слово:

— Вляпались!

— Как это?

— Почему?

— Что случилось? — наперебой загалдели ребята.

Они прекрасно знали, что вывести из терпения Машу не так-то просто и если она сейчас говорит: «Вляпались», то дело принимает не просто серьезный, а угрожающий оборот.

— Мы разбили хрустальную люстру, — пояснила она.

— Люстру?

— Хрустальную?

— Что, совсем разбили?

— На осколочки!

— Может, можно как-нибудь склеить?

— Где ты видел клееные люстры?

— И что теперь?

— Ничего. Вечером Рыжая пойдет жаловаться нашим родителям и требовать деньги на новую люстру.

— На хрустальную? — спросил Славка.

— А ты думаешь, ей пластмассовой хватит? — съязвил Тошка.

— Пусть сначала докажет! — заявил Вадик.

— А тут и доказывать нечего, — пожала плечами Маша. — Если наши родители не захотят покупать ей такую же люстру или возмещать ее стоимость, она подаст на нас в суд.

— Мы несовершеннолетние, — напомнила Наташка.

— Ну, на наших родителей. Они-то должны отвечать за наши действия.

— Вот еще! — хмыкнул Тошка. — Мне недавно папа сказал: я отказываюсь за тебя отвечать.

— Не смешно, Тон! — оборвала его Маша. — Лучше давай подумаем, что делать.

— А что делать? Ждать, когда она пойдет жаловаться к нашим родителям.

Вадик поежился:

— Головомойка будет.

— А что ты предлагаешь?

— Давайте сами родителям про люстру скажем. Я всегда так делаю, когда двойку получаю. Покажу дневник, сразу сознаюсь, и ругани меньше.

— То дневник, а то люстра… — глубокомысленно протянул Тошка.

— Вадик прав, — вдруг решила Маша. — В конце концов, никакого преступления мы не совершили. Все наши родители знают о репетициях. Мы, конечно, виноваты, но есть же у нас смягчающие обстоятельства. Мы же не из озорства. Предложение такое: сейчас я, Вадик и Люда идем к Рыжей…

— А я? — обиженно подпрыгнул Тошка.

— Посиди. Нужно брать самых серьезных и аккуратных. Мы втроем спускаемся и очень вежливо просим показать ту люстру, которую мы разбили. Точнее, обломки от люстры. Это для того, чтобы правильнее описать всю ситуацию родителям. Мы заверим Рыжую, что расскажем все родителям, и еще раз извинимся, что так получилось.

— Вот еще! — фыркнул Тошка. — Извиняться перед ней!

— Антон! Вот поэтому ты сидишь здесь и до нашего прихода не двигаешься с места, а то от твоих прыжков у нее подкосится торшер, и уж тогда нам точно с ней вовек не расплатиться.

Вадик поправил воротничок рубашки, пригладил непослушные вихры, Люда внимательно посмотрела на себя в зеркало. У Маши даже мысли не возникло прихорашиваться в таком положении. Все ее существо слилось сейчас с проклятой хрустальной люстрой и с теми последствиями, которые могут не заставить себя ждать.

Она вырвала зеркальце из рук Люды:

— Пошли! Роль общая для всех — мы дети из очень порядочных семей, воспитанные и вежливые. Ясно?

Она опять перешла на роли, но это уже давно превратилось у нее в привычку, она играла в театр каждую секунду своей жизни. Скорее она могла забыть, что она Маша, что она учится в школе и живет на четвертом этаже. Впрочем, на ее театральные странности никто из друзей уже давно не обращал внимания.