Читать книгу - "Покушение - Александр Беляев"

— Просто русский, оберштурмбаннфюрер. Он отвечает за всю документацию.

— Вот завтра он пусть и покажет мне все, с чем полетят эти двое в Москву, — распорядился Хенгельхаупт.

Он встал с кресла и подошел к окну. На взморье начинался бархатный сезон. Но об этом совершенно не хотелось думать. Оберштурмбаннфюрер вспомнил о том, как в сорок первом году он попал в Ригу уже на девятый день войны. Как тогда лихо все начиналось! С каким бодрым настроением, уверенностью в будущее взялись они тут за работу. Но прошло всего лишь чуть больше трех лет, и Рига, казавшаяся таким далеким тыловым городом, снова стала прифронтовой. И все же здесь было спокойнее. Жилые кварталы города русские не бомбили. А в Берлине ночи не проходило, чтобы не объявляли тревогу. И даже тогда, когда авиация союзников летела не на столицу рейха, а мимо, тревогу на всякий случай объявляли все равно. О, времечко!..

— Как чувствует себя несравненная Гретта? — спросил Хенгельхаупт, давая понять, что деловая часть их беседы уже закончилась.

Краусс, надо сказать, с нетерпением ожидал этого вопроса. Как бы ни был благосклонен к нему шеф, но начальство есть начальство. И угодить ему, даже при очень большом желании, удается далеко не всегда. Тем более в столь напряженное время, да еще в таком предельно щекотливом деле. И потому, скороговоркой объяснив оберштурмбаннфюреру, что Гретта, слава богу, еще месяц тому назад благополучно перебралась к матушке в Дрезден и пишет ему оттуда трогательные (писать другие Краусс ей просто запретил) письма, он тут же заверил оберштурмбаннфюрера в том, что на их сегодняшнем ужине это ни в коей степени не отразится и даже, пожалуй, может сыграть им на руку. И если шеф захочет немного расслабиться, то его желание будет немедленно удовлетворено. В офицерском варьете есть неплохие танцовщицы, и их ничего не стоит после выступления привезти сюда, на виллу в Дзинтари.

Хенгельхаупту мысль понравилась. Но подумал он почему-то не о танцовщицах, а о всеслышащих ушах коллеги Мюллера. И, вспомнив чрезвычайно нервозную обстановку, царившую в Берлине, посчитал за лучшее сослаться на крайнюю усталость и от приятного предложения провести время вчетвером отказался. Ужинали вдвоем с обилием спиртного.

Утром Хенгельхаупт внимательно выслушал доклад не только Палбицына, но и Делле.

Он придирчиво осмотрел форму, в том числе и нижнее белье, в которое должны были облачиться Политов и Шилова, и, оглядывая то ту, то эту вещь, непременно спрашивал:

— Вы уверены, что все это советского производства?

Потом он так же придирчиво рассматривал документы.

На него большое впечатление произвели орденские книжки и особенно удостоверение Героя Советского Союза, подписанное самим Председателем Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калининым.

Хенгельхаупт видел их, конечно, неоднократно и раньше. Но сейчас, собранные вместе для конкретного дела, они произвели на него особое впечатление.

— Но это не все подтверждения, оберштурмбаннфюрер, — предупредил Краусс.

Хенгельхаупт вопросительно посмотрел на него.

Краусс достал из папки и развернул перед ним две советские газеты: «Правду» и «Известия».

— Господин Палбицын вначале намеревался ограничиться лишь «Красной звездой». Но потом пересмотрел свое решение и подготовил обе советские центральные газеты. В номере «Правды» он напечатал портрет нашего агента в советской военной форме и материал о его боевом подвиге. А в номере «Известий» — Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза группе офицеров Красной армии, среди которых стоит и фамилия Таврина П. И., — объяснил он.

Хенгельхаупт одобрил такое усердие.

Он внимательно оглядел и все прочие подделки Крюгера и Палбицына: аттестаты, книжки, справки, выписки, заключения медкомиссий и многое другое. Придраться было не к чему. Фальшивопечатание поставляло продукцию только высокого качества.

Следующие два дня ушли на проверку умения Политова владеть оружием. Политов стрелял из пистолета, бросал гранаты. Но главное, в чем больше всего хотел убедиться Хенгельхаупт, показал, как он освоил «панцеркнакке».

— Вы, дорогой мой, можете с этой штукой выступать в цирке. Аплодисменты вам обеспечены, — остался доволен проверкой Хенгельхаупт.

— Стараюсь оправдать ваше доверие, герр оберштурмбаннфюрер, — ответил Политов.

— И правильно делаете. Вы знаете: мы, немцы, поощряем усердие. И могу сказать вам по секрету. — Хенгельхаупт поднял вверх указательный палец и взметнул брови: — Еще до вашей отправки в Москву я буду просить бригаденфюрера ходатайствовать перед обергруппенфюрером Кальтенбруннером о присвоении вам офицерского звания. Да-да!

— И впредь не пожалею себя, но докажу свою преданность моему новому отечеству и фюреру! — поклялся Политов.

Хенгельхаупт более часа беседовал с Политовым не только в доброжелательном, но и в многообещающем тоне. При этом он все время ссылался на своих высоких начальников. Политову в конце концов ничего больше не оставалось, как понять и поверить, что о его персоне говорят на самом верху РСХА. Оберштурмбаннфюреру же было важно выяснить настроение Политова и его моральную готовность к выполнению предстоящего задания.

О Шиловой начальник восточного отдела почему-то не спрашивал. В ней он почему-то был уверен. Уверен в том, что она не спасует, а если понадобится, то, как и было условлено, сама спокойненько прикончит своего дорогого супруга. Так что с ней он даже не разговаривал и никаких заверений от нее не слышал. А от Политова он выслушал кучу всяких слов и, в общем, остался доволен им, но тем не менее в нем такой надежности, как в его супруге, не ощутил. Впрочем, Хенгельхаупт до конца не доверял никогда и никому, в том числе и своему непосредственному начальнику. И даже начальнику начальника. И выше того — начальнику начальника начальника. И хотя Хенгельхаупт даже в рассуждениях на всякий случай никогда не называл их по имени, не потребовалось и года, чтобы он убедился в том, что был абсолютно прав.

Вечером, за очередным ужином на вилле в Дзинтари, он сказал Крауссу, что остался доволен натренированностью и настроением Политова. Что он видит в этом немалую заслугу Краусса и непременно доложит об этом в Берлине. И не кому-нибудь, а самому обергруппенфюреру Кальтенбруннеру. Поскольку именно ему Хенгельхаупт по возвращении в Берлин будет докладывать о готовности операции.

Краусс встал.

— Вы знаете, оберштурмбаннфюрер, о моей преданности фюреру и вам лично. И вы знаете, что я не жду ни наград, ни повышений. Но позвольте мне, как старому вашему сослуживцу, не касаться сегодня высоких материй, — попросил он разрешения.

Хенгельхаупт всплеснул руками.

— Что за азиатчина? Мы же европейцы. Свобода выражений мысли всегда была нашим кредо, — размахнулся Хенгельхаупт.

— Позвольте, оберштурмбаннфюрер, поднять этот бокал лично за вас! — торжественно произнес Краусс.