Читать книгу - "Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов"

Доктор рассказывал медсестре что-то смешное, но когда Норов вошел, окровавленный, грязный, придерживая одной рукой другую, перебитую, из рукава которой жутковато торчала кость, доктор замолчал, и оба уставились на Норова в недоумении.

–Молодой человек, вы что здесь делаете? – строго вопросила Норова медсестра.

–Прошу прощения за беспокойство,– прохрипел Норов, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.– Скажите, пожалуйста, мать вашу, как мне обратить на себя ваше долбанное внимание?

И он, почти теряя сознание, рухнул на кушетку рядом с оторопелым доктором, наваливаясь на него и пачкая кровью его белый халат.

* * *

Клотильда перегнала свой БМВ ближе к дому, достала из багажника большую сумку и поспешила на второй этаж, в спальню. Норов тем временем занялся в доме осмотром салона, объединенного с кухней. Ничего примечательного тут не было: два широких удобных кожаных дивана зеленого цвета, разделенных низким деревянным столом, такое же кресло сбоку; торшер, большой телевизор на тумбочке, антикварный комод со множеством мелких ящиков; книжные полки с книгами на английском; пара устрашающих индейских масок с вытянутыми толстыми губами, несколько статуэток. На стенах висели репродукции картин в рамах и фотографии; на полу стояла раскрашенная гипсовая статуя борзой собаки в натуральную величину.

Кухня была с хорошей плитой и вместительным холодильником, довольно дорогой,– как часто у англичан. Впрочем, весь дом отличался добротностью и удобством. В нем ощущалась солидность, без французских изысков, маскирующих изъяны и недоделки. Ничего интересного Норов не обнаружил и перешел в маленькое бюро, расположенное сразу за салоном.

Оно было тесным, канцелярски-бесцветным, скорее, рабочее место, чем кабинет. У стены стоял дешевый офисный письменный стол, перед ним – узкое матерчатое кресло на колесиках, на стенах – несколько подвесных полок с папками. Картину довершал допотопный компьютер с запылившимся монитором. Подобных гробов Норов не видал лет уже десять. Должно быть, владельцам шале было жаль его выбрасывать, а найти ему полезное применение было нелегко. Норов сел в кресло и включил компьютер.

Вряд ли Камарк пользовался этим хламом. У него, помнится, был «айфон», несомненно, имелся и «айпэд». Грузился гроб целую вечность, наконец экран установился. К интернету он не был подключен, но кое-какие файлы на нем оставались. Некоторые были названы по месяцам на английском, с указанием года, другие обозначались лишь цифрами и заглавными буквами, – видимо, счета и прочие хозяйственные документы. Все они относились к прошлому времени, в текущем году записи не велись.

Норов опасался, что необходимо будет ввести пароль, который он не знал и вряд ли сумел бы подобрать, но никаких секретов тут не существовало; все открывалось сразу, достаточно было навести курсор и нажать клавишу. Норов наугад заглянул в несколько файлов, – ничего интересного. Неужели кто-то проник сюда ради знакомства с чужими счетами за воду и электричество? Да нет! Искали что-то другое.

Осмотр полупустых полок с несколькими папками занял у Норова не больше пяти минут. Что же тут понадобилось ночному гостю?

* * *

У Норова был перелом левой руки, двух ребер, легкое сотрясение мозга, множественные ушибы и ссадины, но позвоночник остался цел, – ему повезло. Врачи никак не могли поверить, что он свалился с четвертого этажа,– обычно падения с такой высоты заканчиваются куда более тяжелыми травмами, а то и смертью.

Руку Норову закатали в гипс, наложили шов на ноге, надели на грудь тесный бандаж, и положили в отделении хирургии в коридоре, возле стены, на каталке.

Боль в разбитом теле не покидала ни на минуту, особенно мучительной она становилась ночью. Единственным средством, выдаваемым в больнице, была таблетка анальгина, но и ее нужно было выпрашивать у медсестер. Норов не спал ночами; он лежал на спине, стиснув зубы, чтобы не стонать. Глаза он старался не закрывать, иначе наступала темнота, в которой вспыхивали красные точки, и ему казалось, что огромные черные кубы с острыми углами стремительно валятся на него со всех сторон. Он терпел, сколько мог, а когда становилось совсем невмоготу, сползал с каталки, хромая, делал несколько неверных шагов назад и вперед. Так он провел все выходные и понедельник.

Во вторник к нему примчалась сестра,– она узнала о том, что он попал в больницу от кого-то из знакомых врачей. К тому времени она уже закончила институт и проходила ординатуру. Катя была невысокой, большеглазой очень симпатичной девушкой, с длинными темными волосами. В отличие от Норова, она была склонна к полноте; ямочки на щеках придавали ее милому, почти красивому лицу нечто детское, трогательное. Увидев его на каталке, в гипсе с черными полукружьями синяков вокруг глаз, она расплакалась.

–Господи, Паша, что же ты с собой делаешь?! – восклицала она.– Ты же мог разбиться насмерть!

–Бесполезно! – мрачно ответил Норов.– Слишком много у меня долгов.

Сестра сама осмотрела его, потом отправилась к лечащему врачу и долго с ним совещалась.

–Что тебе принести? – спросила она уходя.

–Одежду, – сказал Норов.– Моя вся грязная и изорванная. И портвейн. Но можно и спирт, тебе, наверное, спирт легче достать.

–Надеюсь, это шутка,– холодно парировала Катя.

–Ты сейчас похожа на маму,– недовольно буркнул Норов.

–А ты – на папу!

–Можно подумать, ты его видела!

–Нет, но ничего хорошего я о нем от мамы не слышала.

На следующий день рано утром она явилась со своим молодым человеком, тоже врачом, который тащил собранный ею для Норова чемодан с чистым бельем, книгами, продуктами и прочими вещами, необходимыми в больнице. Катя и ее парень сумели договориться, чтобы Норова перевели в палату на шесть человек,– по больничным меркам это было совсем неплохо. Кроме того, по их просьбе, ему стали колоть обезболивающее, и он смог наконец заснуть.

Трое суток, проведенные в боли и бессоннице, однако, вышибли похмелье, которое обычно протекало у него так тяжело, что он, еще пьяный, ждал его приближения, прислушиваясь к симптомам. Впервые за последние месяцы он мог трезво о чем-то размышлять.

Еще полгода назад, Кит, у тебя была Лиза, университет, дом и будущее. Тебя хвалили преподаватели, впереди маячила аспирантура. И вот ты, уже бездомный спивающийся бродяга, переломанный и разбитый, никому не нужный, валяешься на больничной койке. Поразительно, как мало времени тебе понадобилось, чтобы дойти до самого дна! Да, я способный. У тебя нет чувства меры, ты не умеешь останавливаться. Я уже слышал это от мамы, скажи мне что-нибудь новое. Это ты мне скажи: что ты намерен делать дальше? Безразлично, лишь бы не вспоминать, воспоминания невыносимы! Значит, опять пить? Только не это!