Читать книгу - "Агасфер. Старьевщик - Вячеслав Каликинский"

– Вот, милостивые государи, что получается, когда мы распыляем силы! Когда бросаемся из стороны в сторону! Упустили Терентъева! Из-под носа ушел, и сигнал тревоги, надо думать, успел подать! – Архипов говорил вроде в сторону, однако упреки его были адресованы Зволянскому и Медникову.

– Успокойтесь, Андрей Андреевич! – Зволянский торопливо заканчивал завтрак. – С себя вины не снимаю – надо было как следует объяснить Вельбицкому важность порученного Медникову дела. Но и вы, позволю себе заметить, хороши. Нашли время мемуарами заниматься! Да еще бросать их где попало! Я уверен, что Терентьев сбежал после того, как нашел ваши записи. И потом: ничего еще не потеряно! Дворник проявил бдительность, записал номера извозчиков… Теперь диапазон поисков значительно сузился.

…Накануне дворник дома, расположенного напротив табачной лавки, дополнительно проинструктированный Медниковым, сообщил околоточному надзирателю Христофорову о замеченном им «безобразии». И настоятельно попросил, со ссылкой на высокое полицейское начальство, передать в охранку записку на имя Медникова (тот догадался оставить дворнику клочок бумаги со своим именем). Записка, к сожалению, попала к сыщику только вечером – она весь день пролежала в присутствии у Вельбицкого и лишь волею случая попала на глаза начальнику охранного отделения.

Накануне, получив от Зволянского «разгон за недопонимание важности операции», Вельбицкий устроил своему письмоводителю суровую выволочку с лишением наградных за месяц и послал людей на розыски Медникова. Быстро найти не удалось – Медников был в «бегах». В общем, дворника допросили только сутки спустя. То, что он рассказал, представляло немалый интерес.

Сначала дворник обратил внимание на коляску, которая стояла явно в ожидании кого-то или чего-то в квартале от лавки. Вскоре седок подозвал мальчишку-оборвыша, пробегавшего мимо, сунул ему что-то, и оборвыш, изменив свой маршрут, направился к лавке, держа в руке белый конверт. Ванька не спеша двинулся следом за мальчишкой. Тот, видимо, особой грамотностью не отличался, поскольку подолгу стоял у каждой табачной лавки, читая вывески. Дойдя до нужной, он бросил конверт в щель почтового ящика и, довольный легким заработком, побежал по своим делам.

Как только конверт оказался в почтовом ящике, седок ткнул ваньку в спину, и тот, нахлестывая лошаденку, помчался по улице.

Сообразительный дворник тут же нацарапал огрызком карандаша на подоле фартука номер извозчика и продолжил наблюдение за лавкой.

Ближе к полудню возле лавки остановился «лихач» в экипаже на «дутиках»^[73]. Его пассажир, как уверял дворник, «чистый немец», зашел на минутку в лавку, вышел оттуда с пустыми руками, сел на «лихача» и был таков. Дворник записал и этот номер и стал поджидать оказию, чтобы передать важные сведения начальству и получить обещанную награду.

Выдав дворнику рубль за бдительность, Медников вернулся в охранку и по журналам без труда узнал адреса съезжих дворов, где ночуют искомые извозчики. Найдя их, удалось установить и адреса, по которым были развезены посетители табачной лавки. «Лихач», как и предполагалось, высадил пассажира возле германского посольства. А ванька пожаловался, что его пассажир, указав адрес, выскочил на ходу из экипажа, не доезжая и не заплатив, и скрылся в проходном дворе.

Терентьевские хозяева, без сомнения, сигнал от него получили. И с этим сделать уже было ничего нельзя. Что было в том письме? Об этом мог рассказать только сам Терентьев. И поиски сосредоточились на нем.

Полицейская машина в Петербурге того времени работала четко и быстро. Полагая, что Терентьев выскочил из коляски неподалеку от логова, где скрывался, Вельбицкий по крупномасштабной карте Северной столицы очертил красным карандашом круг диаметром в версту с центром возле злосчастного проходного двора. В очерченном круге оказалось три околотка^[74].

Уже на следующее утро, по приказу начальника охранки, в его присутствии были собраны шестеро околоточных (по двое с каждого участка) и полтора десятка городовых, не ждавших от вызова начальства ничего для себя хорошего.

– Ох, и дух же от вас, братцы! – покрутил носом Вельбицкий, вышедший из кабинета по докладу письмоводителя. – Нешто с утра до ночи пьете горькую, а? Впрочем, главное – ума не пропивать, верно? А ну, орда, пошли в кабинет! Сапоги-то хоть чистые? Натопчете мне тут…

Прикрывая чувствительный нос платочком, Вельбицкий подвел «орду» к карте с очерченным кругом, объяснил задачу. Где-то здесь имеется «дом свиданий» (возможно, незарегистрированный, тайный), а также аптека, владелец которой (либо его помощник, провизор) зовется Карлом.

– Вы, сукины дети, за «поздравительными» каждый дом в своих околотках обходите, каждую собаку знать должны! Карту-то можете читать, пропойцы несчастные?! Соображаете, что это ваши участки карандашом обведены? Ближе подойдите! Да не ко мне, пьянь несчастная, к карте! И глядите мне! Не найдете аптеку и притон – всех, к чертовой матери, разгоню по рабочим окраинам!

Чтобы не смущать своим грозным видом низших полицейских чинов (да и носу следовало дать передышку), Вельбицкий отошел к окну, распахнул одну из створок, вдыхая свежий осенний воздух.

Шепотом посовещавшись, «орда» указала на карте две аптеки, одна из которых, как выяснилось, была расположена в узком тупике. В обоих заведениях работали Карлы – один был хозяином, другой – дежурным провизором. Насчет «дома свиданий» околоточные, пряча глаза, отпирались:

– Господь с вами, ваш-бродь, нешто мы порядка не знаем? Кабы был притон – рапортом бы сообщили! Нет, Бог миловал – нету здесь притонов!

Знают, собаки, в бешенстве подумал Вельбицкий. Кто-то из них да знает, однако признаваться боятся – видать, «отступные» хорошие с «мамок» получают!

– Все – вон! – не сдержавшись, заорал начальник охранки. – Злыдни пропитые! Ну, погодите, сам найду! А уж как найду – не обессудьте, братцы! – зловеще пообещал Вельбицкий.

Стуча сапогами и украдкой крестясь, «орда» покинула кабинет грозного начальника.