Читать книгу - "Нью-Йоркские тайны - Вильям Кобб"

В Соединенных Штатах сочли бы отрицанием искусства сюжет, который художник взял из действительных событий, с действительными людьми. Считают, что подобные сюжеты являются фотографией и бездумным копированием. Религиозные или героические сюжеты считаются единственно достойными художника–янки и нигде шлем и щит не были предметом такого глубокого изучения, как в Америке.

Как только открыли двери, залы выставки наполнились толпами парода. Надо заметить, что публика, жаждавшая приобщиться к шедеврам искусства, вела себя здесь несколько странно.

Выставка, состоявшая из сотни картин, эскизов и рисунков, была устроена в четырехугольном зале первого этажа. В центре зала стояли широкие, удобные диваны, которые в первые же минуты после открытия превратились, фигурально выражаясь, в большие корзины с живыми цветами.

Все грациозные мисс назначили здесь свидание своим поклонникам. Они небрежно вошли, небрежно сели на диваны, небрежно опустили розовые пальчики в коробки с конфетами и затем завели самые содержательные разговоры. Через полчаса они встали, взяли под руки своих поклонников и, склонив головки, чтоб лучше слышать их любезности, обошли зал, заметили из–под своих длинных шелковистых ресниц лишь блеск золотых рам, затем медленно спустились по мраморной лестнице, бросив невзначай:

— Прелесть, прелесть, чудесная выставка!

А их место заняли другие, точно так же поболтавшие, поевшие конфет и уходящие с тем же восторгом, не более содержательным, чем щебетание птички. Однако, в одном из концов зала начал собираться кружок, который по–видимому, всерьез интересовался предметом столь многолюдного собрания.

— Да, — громко сказал Ровер, известный художественный критик одного из популярных журналов Нью-Йорка, — я могу теперь утвердительно заявить, что в Америке, наконец, появился истинный художник!

И он указал пальцем на полотно, возле которого собрались его слушатели.

…На темном, густо проработанном фоне, выделялась озаренная бледным светом поразительная эффектная группа. Стоящая на коленях нищенка смотрит безумным взглядом на мертвого младенца. Она инстинктивно тянется к нему, причем, так же инстинктивно ее рука отстраняет второго ребенка, лет четырех, чтобы он не видел этого грустного зрелища.

На лице несчастной отражалась смесь ужаса и отчаяния, сжимавшая сердце. Можно было догадаться в чем дело! Ночью, на углу какой–нибудь пустынной улицы она уснула, держа на руках младенца. Второй ребенок прижался к ней и тоже уснул. Младенец выскользнул из окоченевших рук матери и умер. Открыв глаза, она поняла, что случилось непоправимое. Второй ребенок, проснувшись, тоже хотел посмотреть на происшедшее, но мать отстраняла его… Конечно, в этом произведении чувствовалась некоторая неопытность: рисунку, в принципе правильному, недоставало, однако, смелости, в некоторых местах краски были наложены не совсем профессионально…

Но зато в колорите, в решении главного лица, в самой композиции этой группы проявлялась огромная сила чувства. Картина трогала, притягивала, волновала…

— Женщина, написавшая ее, — продолжал Ровер, — или святая, или жертва отчаяния.

— Именно об этом произведении, — сказал кто–то, — говорили вчера вечером у Меси… Кажется, президенты Академии водили его на выставку до ее открытия, и наш набоб выразил желание купить эту картину…

В это время внимание присутствующих было привлечено общим движением всего зала. Все толпились все вставали, чтоб посмотреть…

— А! — сказал Ровер. — Это герой дня…

Арнольд Меси — это был он — входил в галерею, Его появление и было причиной общей реакции зала. Действительно, Арнольд Меси приобрел В эти двадцать четыре часа известность, в сто раз превышающую ту, которой он пользовался сутки назад.

Арнольду Меси было пятьдесят лет, но с виду не более тридцати пяти. Лицо его было свежим, румяным, будто вылепленным из воска, на который потом наклеили волосы и усы. Губы алые, глаза большие и матовые. Казалось, никакая страсть никогда не усиливала или не уменьшала этого неподвижного блеска.

Походка его была легкой, несмотря на то, что широкие плечи при плотйом сложении напрочь исключали вероятность аристократического происхождения. Он был тяжел, как мешок с деньгами.

Меси был не один. Он шел под руку со своим компаньоном. Но тот не представлял собой ничего примечательного, Он был низкого роста, толст, с апоплексическим лицом. Его лицо свидетельствовало о том, что это был злой человек, а в прищуренном взгляде скользила фальшь. Звали его Бартон. Это был представитель дома "Бартон, Ромбер и К0", самой известной пароходной фирмы Соединенных Штатов.

Сзади шли еще двое, Мери Меси, дочь Арнольда, и Клара Виллье, ее гувернантка. Мисс Меси была болезненным существом. Ее довольно высокие плечи исключали всякий намек на грацию. Но главное было в другом: она не могла передвигаться без помощи толстой палки, почти костыля. Калеки редко бывают красивы. Все зависит от выражения лица. А выражение ее Лица не вызывало симпатий. Весь ее образ, ее лицо с большими голубыми глазами, выражали скорее строптивость, чем страдание. Мери было восемнадцать лет. Но из–за выраженной жестокости черт лица ей можно было дать тридцать.

Все поспешили уступить место хромоножке. Несколько молодых девушек встали, предложив ей свои диваны.

— Благодарю вас, — ответила она резким голосом, — я постою.

Холодно поклонившись всем этим девушкам, которые своим участием невольно напоминали ей о ее неполноценности, она стала обходить зал. Меси и Бартон не имели возможности сделать и двух шагов. Множество посетителей, как будто нечаянно приехавших сюда именно в тот час, окружили победителя Тиллингеста, спеша выразить свое почтение звезде финансового мира.

Но вот в толпе появился молодой человек лет тридцати с выражением глубокой скорби па лице. Видно было, что он тут находился по необходимости… Бартон заметил его, сказал на ухо Меси несколько слов, вероятно, называя чье–то имя. Меси улыбнулся, Бартон высвободил свою руку из–под руки триумфатора и, оставив его посреди свиты, направился к двери, выразительно взглянув на молодого человека, о котором мы только что упомянули.

Тот поспешил последовать за Бартоном.