Читать книгу - "Наркомэр - Николай Аникин"

Номер его телефона они узнали через дежурную службу. Ведь он звонил, сообщая о пожаре. Значит, возможности у ребят огромные. Впрочем, человеческие возможности стали зависеть от размера кошелька.

Но торопиться нельзя. Проиграет не уступивший, проиграет торопливый. Истина банальна. Кто-то дергает за веревочки. Возможно, это Москва. Возможно, Ушайск. А может, и оба вместе. Возможно, со временем удастся установить, кто главный кукловод. А пока надо освободить мать. Но сделать это прямо сейчас он не может. Тем самым можно лишь ускорить ее гибель. Зато теперь он знает, что матушка где-то рядом, в поселке. Возможно, ее держат в одном из погребов на окраине. Но где? До города целых полтора часа езды — если не торопиться и правила соблюдать.

Кожемякин вошел в лес, перебрался через лог на противоположную сторону и стал удаляться, все более поднимаясь в сосняк. Затем остановился, снял с Резидента груз и, спутав передние ноги ремнем, отпустил пастись. К утру можно остаться без гужевого транспорта. Ищи ветра в поле, а в лесу коня без ботала. Уведут на мясо. Но он не может кормить его с рук. Предки всегда так делали…

Кожемякин постелил на землю матрас, вбил по углам колья и, бросив на них сверху полог, торопливо забрался внутрь. Комары гудели снаружи, ища лазейки в человеческое жилье, и не находили.

Кожемякин устал. Тошнило, голова кружилась. Скорее всего у него было сотрясение мозга — результат удара по голове березовым колом. Рана запеклась, а марлевую повязку он сбросил еще утром, потому что голова от жары чесалась.

Через минуту он провалился в сон, обняв израильский «узи» и держа большой палец на предохранителе.

Утром его разбудил телефон. Кожемякину показалось, что прошла вечность и он проспал что-то важное. Все без остатка проворонил.

— Спим? — спросил все тот же вкрадчивый голос, и полковник вновь подумал о собственных пятках и о том, что они «нещадно чешутся». — Что молчим? — вновь спросил голос.

— Жду дальнейших указаний, — произнес непроснувшийся мозг. На часах было около восьми.

— Как насчет нашего уговора?

— Какого?

— Вчерашнего!

Голос начинал нервничать. Он торопился. И это было заметно. На него давили сверху, требуя отработать гонорар.

— Положительно, — ответил Кожемякин.

— Не забывай: твоя мать — в наших руках.

— Понимаю…

— Тогда в чем дело?!

— Я не готов. Разбита голова и тошнит. Обблююсь по дороге и попаду в вытрезвитель. Сейчас я принимаю лекарства и не способен правильно мыслить. Ведь предстоят переговоры и нужно быть разумным.

Голос взорвался:

— Какие на хрен переговоры! Называй последний срок и считай, что это наш ультиматум. Иначе получишь по частям свою старуху.

— Она не моя старуха. Она моя мама.

— Тем более! Думай быстрее, козел…

Из трубки доносился мелодичный перезвон.

— Следующим утром, — пообещал Кожемякин и спросил: — Куда подойти?

Однако ему не ответили и отключились.

Через секунду вновь телефон проверещал:

— Утром следующего дня жди звонка и подходи туда, куда тебе укажут. И не шути с нами, Толя…

— А если я подъеду?

— Что?

— Подъеду…

— Дело твое, полковник. Хоть подлетай. Но имей в виду: мамашка у тебя одна и другой такой не будет…

Полковник без них знал это и отключил телефон. Далеко за логом все еще раздавался мелодичный перезвон колокольчиков. Не тяжелых колоколов, а легких и малиновых. Звонили в церкви к заутрене. И звук разносился по окрестностям.

Полковник лежал, разглядывая зеленую марлю полога. Колокольца все звенели. Он их слышал даже тогда, когда говорил по телефону. Одним ухом слушал голос похитителей, а вторым этот звук. Но почему из трубки он доносился сильнее, словно похититель стоял рядом с храмом. Удивительный эффект. Так бывает. Наложение звуков…

«Хрен это, а не наложение звуков! — подумал он тут же. — Звук доносился из трубки, а это меняет многое… Там же рядом Шанхай… Там и следует искать. Жаль, собаки нет. Тузик помог бы. Он умный. Но собака тоже пропала из дома…»

В течение дня телефон еще несколько раз пищал, но Кожемякин не отзывался. И лишь вечером, не выдержав трезвона, ответил. Оказалось, его потеряли и потому беспокоились. Похитители вели себя так, словно были равноправной стороной в гражданском договоре и не покушались на чужие жизни. У них и в уме плохого не было. Знакомая песня. Известные напевы. Бандиты чувствуют себя в безопасности, а легкий налет «равноправия в отношениях» — всего лишь пыль, которая сразу же и рассеется, как только они получат в руки Кожемякина.

— Что молчите, полковник? — спросил все тот же вкрадчивый голос.

— Я не молчу, у меня батарейки сели в телефоне. Заряжал…

— У… Понятно, — хмыкнули в ответ.

— Завтра утром перезвоню обязательно, а теперь извините. Пора опять принимать таблетки. Полпенсии на них ухлопал…

Бандиты отключились, даже не поинтересовавшись здоровьем. Оно им до лампочки. И то хорошо. Полковник им уже благодарен. Хотя бы за то, что не устроили в его доме засаду. Мало ли по каким причинам они это не сделали. Может, им кто-то помешал.

День тянулся к концу невыносимо долго. Кожемякин был готов сорваться и лететь, но всякий раз останавливался. Средь бела дня удобно проводить презентации и осмотры места происшествия. Теперь он знал, где искать мать. Хоть район и большой, но все же меньше, чем настоящий Шанхай. Это даже не дома. Они исключены. Едва ли в двухэтажных брусчатых домах можно держать заложницу. Слишком это рискованно. Зато среди хозяйственных построек, напротив, — самое место. Вдоль огородов, бань, погребов и гаражей. Причем где-то рядом с церковью, потому что уж слишком отчетливо трезвонили колокола.

Выехал в первом часу, оседлав Резидента и повесив на себя шашку. Снайперская винтовка с глушителем, вынутая из контейнера, лежала поперек седла. Она проверена и готова к действию.

Перебрался на другую сторону лога и вышел на опушку, щупая глазами пространство. Иштанская улица. Переулки. Столбы. Лай собачий и коровий мык. Темное здание церкви. Высокая церковная ограда впритык к шанхайским пристройкам. С них, от церкви и следовало начинать поиск.

Он так и сделал: тихо подъехал и прислушался. Тишина. Местами мелькнет в окнах огонек телевизора. На Михалыче шуба, вывернутая наизнанку, топорщится мехом. Тихим шагом, в бесформенной шляпе на голове, обошел вокруг шанхайских хозпостроек и никого не встретил. На осмотр ушло минут двадцать. Хозяйственные постройки представляли собой бесформенную смесь из заборов, бань, сараев, погребов и огородов, разбросанных между лесом, церковью и домами. Рядом с домами постройки имели более или менее законченный и стройный вид, представляя собой улочку с бесчисленным рядом самых разных дверей.