Читать книгу - "Крысятник - Евгений Сухов"

— Когда ее застрелили? — спросил Михаил. Он разжал ладонь, и острый тигриный клык, упав на дно кармана, глухо стукнулся о пригоршню мелочи.

— Три часа назад, — сказал Шибанов. — Убийца поджидал ее на лестничной площадке. Попытался вырвать сумочку. Она не отдавала. Вот, смотри, даже сейчас крепко держит… А когда она упала, подонок открыл сумку и беспрепятственно вытащил содержимое.

— Выстрел кто-нибудь слышал?

— Нет. Скорее всего, убийца использовал глушитель.

Михаил присел на корточки и с минуту разглядывал лицо женщины, на котором запечатлелся предсмертный ужас.

— Куда же она торопилась в такую рань? — пробормотал он, распрямляясь.

Шибанов только пожал плечами:

— Непонятно. Ни одно учреждение так рано не начинает работу, а убийца точно знал, когда жертва появится, и поджидал ее.

— Гильзу нашли?

Шибанов утвердительно кивнул:

— Нашли. Пока сказать трудно, от какого она пистолета… Но предварительно эксперты сказали, что использовался патрон от «парабеллума», девять на девятнадцать. Он подходит и к «радому», и к «беретте», и к «вальтеру». Как и в тех случаях, о которых я рассказывал тебе по дороге…

— Понятно.

Откуда-то сверху раздавались веселые мужские голоса, и Михаил готов был поспорить, что через пару минут он услышит взрыв здорового жеребячьего ржания.

— Кто там? — спросил он, кивнув головой в направлении голосов.

— Судмедэксперты, — безнадежно махнул рукой Шибанов, как будто бы сумел прочитать мысли Михаила. — Анекдоты травят, пока мы тут возимся.

Михаил понимающе кивнул. Как это ни странно, но самым жизнерадостным народом, с которым его когда-либо сводила профессия, были патологоанатомы. Создавалось впечатление, что они периодически подпитывались энергией у трупов. Покойницкий юмор — это про них сказано.

— Соседей еще не опрашивали? — осведомился Михаил.

— Не успели… А потом, лучше тебя это все равно никто не сделает.

— Спасибо, что не забываете придержать для меня черную работу, — ехидно поблагодарил Михаил. — Ладно, давай поглядим, кто с ней жил рядом.

Он подошел к ближайшей двери и позвонил коротко, совсем не по-милицейски, но уже через секунду дверь открылась, и на пороге, неумело изображая скорбь, возникла бодрая старушенция лет семидесяти. Наверняка она давно наблюдала за оперативниками в дверной глазок и, изнывая от нетерпения, ожидала, когда они наконец соизволят вспомнить о ее существовании.

— Здравствуйте, — сдержанно произнес Михаил, — мы из милиции. — Развернутое удостоверение было поднесено к любопытному носу старушенции.

Как правило, свидетели делятся на две группы. Первые, едва взглянув на удостоверение, пропускают сотрудников в комнату, всем своим видом показывая, что про более дорогих гостей и мечтать не смели. Вторые скрупулезно изучают протянутое удостоверение, вчитываясь в каждую букву, как будто подозревают стражей в десяти смертных и тысяче дополнительных грехах.

Старушка относилась ко второй категории.

Ее глаза, словно сканер, скопировали написанное, и коротенький текст навсегда упрятался в одной из ячеек ее памяти.

— Что ж, прошу вас, — она неохотно отступила в сторону, пропуская мужчин в квартиру.

— Спасибо, — поощрил ее Михаил за великодушие. — Вы, конечно, знаете о трагедии, случившейся с вашей соседкой?

Старушка как будто ожидала именно этого вопроса. Картинно всплеснув руками, она воскликнула:

— Конечно! Это такой ужас, такой ужас!.. Очень славная была девушка, всегда скажет «здравствуйте», «до свидания». Не то что некоторые… А вы проходите, молодые люди. У меня, правда, не прибрано, но подошвы все равно об половичок вытрите. — Зоркие старушечьи глаза проследили, тщательно ли выполнят просьбу нечищеные ботинки Михаила. — Можете на диванчик сесть, он у меня хоть и старенький, но очень прочный. Сейчас такой мебели и не делают.

Чертанов с Шибановым осторожно присели на краешек разрекламированного дивана, опасаясь, что он рассыплется в труху. Но, вопреки ожиданию, диван оказался и впрямь прочным. Эдакий реликт, шагнувший из позапрошлого столетия в современность.

— Вы давно знаете свою соседку? — полюбопытствовал Шибанов.

— Люду-то?.. Она живет… Простите, она прожила в нашем доме три года.

— Вы случайно не знаете, чем она занималась, где работала?

— Насколько мне известно, — жеманно сказала старушка, — постоянно Люда нигде не работала. Хотя кто знает эту современную молодежь — вроде бездельничают, а деньги водятся всегда. Что-то продают, что-то меняют, так и живут. Вот и Люда занималась чем-то в этом роде. — В тоне старушенции смешались нотки зависти и осуждения.

— А почему вы так решили? — спросил Михаил.

— Молодой человек, слава богу, я не первый год живу на этом свете, и научилась разбираться в людях. Во-первых, Люда очень хорошо одевалась. Едва ли не каждую неделю меняла наряды…

— А может быть, у нее имелся, — Михаил слегка запнулся, стараясь подобрать слово поделикатнее, — какой-нибудь состоятельный… друг?

— Ну-у, я отлично понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, — седая голова старушенции слегка качнулась. — Я не хочу сказать, что Люда проживала монашкой, но богатых покровителей у нее не было. За все это время я видела у нее только четырех визитеров. Но они явно не «новые русские», — тонкие бледные губы пренебрежительно растянулись, — обыкновенные мужчины. Заурядные, я бы сказала.

— Итак, у покойницы был узкий круг общения?

— Именно так, молодые люди. Люда была очень осторожна и, прежде чем кого-то впустить в квартиру, обязательно поинтересуется, кто там… В наше время по-другому нельзя.

— Жильцы этого дома у нее бывали?

— Чаще всего к ней заходила соседка с верхнего этажа, ровесница Людочки. Чаевничали подолгу, болтали. У нас, женщин, тем для разговоров всегда предостаточно.

— В какой квартире проживает эта соседка? — спросил Михаил, увлекая Шибанова к выходу.

— Моя дверь вот так, — рубанула старуха рукой пространство, — а ее напротив будет.

Вторая соседка относилась к первой категории свидетелей — она мгновенно впустила оперов в коридор, как только рассмотрела в проеме дверей удостоверение с позолоченным тиснением. Едва ответив на приветствие, проводила в комнату, томно пряча накрашенные глаза под густыми ресницами. Взгляд у нее был блудливый, кошачий, такое впечатление, что в каждом шкафу она прячет по парочке темпераментных любовников.

— Простите, как вас зовут? — осведомился Шибанов.

— Венера. — Так и чудилось недосказанное: «Милосская».

— Венера, мы знаем, что вы были дружны с вашей покойной соседкой, Людой, — произнес Михаил, устроившись в низеньком кресле. Оно оказалось необычайно мягким, глубоким, и майор не без досады заподозрил, что нужно будет сделать некоторое усилие над собой, чтобы не поддаться сонливости в таком комфорте.