Читать книгу - "Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

— Да, — подтвердил я.

Но мне стало любопытно, откуда он узнал, что утром я буду у мистера Спинозы.

— А откуда вы узнали, что утром я буду у мистера Спинозы? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Так ведь Морис за вами следил, Чарли. — Распахнув глаза, точно это само собой разумеется.

«Чертов лжец», — подумал я.

— Понимаю, — сказал я.

Я извинился и вышел под предлогом того, что мне нужно переодеться во что-нибудь поудобнее, как в таких случаях говорят распутницы. Что-нибудь поудобнее было изумительно вульгарным смокингом из синего бархата, в который миссис Спон некогда собственноручно вшила целую паутину хитроумно расположенной тесьмы, поддерживающей довольно ненадежный древний револьвер шулера с колесных пароходов — с золотыми накладками, калибром где-то около .28. У меня осталось всего одиннадцать допотопных патронов шпилечного воспламенения и я серьезно сомневался в их полезности, не говоря уже о безопасности. Они, однако, не предназначались для чьего-нибудь убийства — просто я сам должен был почувствовать себя молодым, крутым и умелым. Люди, у которых пистолеты для убийства других людей, хранят их в коробках или ящиках; а если вы носите пистолет на себе, то это просто для того, чтобы увереннее держаться в седле. Я прополоскал рот зубным эликсиром, заново смазал вазелином волдыри и легким галопом вернулся в гостиную — гордый, насколько позволяло мне седло с высокой лукой.

За креслом Мартленда я помедлил и задумался, насколько не нравится мне его затылок. Нет, не складки тевтонского жира, кои топорщились свиной щетиной, ничего подобного, отнюдь; лишь аккуратное и ненавистное самодовольство, ничем не подкрепленная, однако неуязвимая наглость. Как у женщины-журналистки, ну ей-богу. Я решил, что могу позволить себе роскошь утраты самообладания — это впишется в ту картину, которую я желал бы нарисовать. А потому я вытащил револьверчик и ввинтил его дулом в левое слуховое отверстие Мартленда. Тот сидел по-настоящему тихо — с нервами у него никаких неполадок не имелось, — и говорил жалобно:

— Ради всего святого, поосторожнее с этой штукой, Чарли, патроны шпилечного воспламенения весьма и весьма нестойки.

Я повинтил еще немного; от этого становилось лучше моим волдырям. Как это на него похоже — совать нос в мое разрешение на огнестрельное оружие.

— Джок, — бодро сказал я, — сейчас мы дефенестрируем мистера Мартленда.

Глаза Джока зажглись:

— Я принесу бритву, мистер Чарли.

— Нет-нет, Джок, не то слово. Я имею в виду, что мы сейчас выкинем его из окна. Из окна твоей спальни, я думаю. Да, а сначала мы его разденем и скажем, что он с тобой заигрывал, а потом выпрыгнул сам в неистовстве отвергнутой любви.

— Послушайте, Чарли, нет, в самом деле, какая гнилая и грязная мысль. То есть подумайте о моей жене.

— Я никогда не думаю о женах полицейских — их красота сводит меня с ума, как вино. Как бы то ни было, оттенок содомии заставит вашего министра прихлопнуть все это дело Уведомлением Д,[39]а это нам обоим полезно.

Джок уже выводил его из комнаты посредством «Пойдем-Со-Мной-Тихонько» — приема, который предполагает болезненное участие мизинца жертвы. Джок выучился этому от медсестры душевно-оздоровительного заведения. Там тоже работают умелые парни.

Джокова спальня, как водится, буквально разрывалась от того, что в «Дабл-Ю.1» сходит за свежий воздух, — вещество потоком вливалось в широко распахнутое окно. (И почему только люди строят дома, чтобы не впускать в них климат, а затем дырявят стены, чтобы все-таки его впустить? Никогда не пойму.)

— Покажи мистеру Мартленду, какие в этом районе шипастые ограды, Джок, — противно сказал я. (Вы и представить себе не можете, каким противным оказывается мой голос, если я прилагаю усилия. Некогда я служил адъютантом — в настоящей Гвардии.) Джок высунул Мартленда и придержал, чтобы тот смог насладиться зрелищем, затем приступил к раздеванию. Мартленд стоял, не оказывая сопротивления, и в уголке рта у него трепетала сомнительная улыбка, пока Джок не начал расстегивать на нем ремень. После чего Мартленд заговорил — и поспешно.

Вся тяжесть песенки его сводилась к тому, что — если только удастся разубедить меня в необходимости

продолжения выбранного мною курса действий, — он обо всем договорится, и я получу:

(i) несказанные богатства Востока,

(ii) его неувядающее уважение и почет, и

(iii) судебный иммунитет для меня и моих близких, да-да, вплоть до третьего и четвертого колен. Вот в этом месте я навострил уши. (О как же хотелось мне действительно уметь шевелить ушами, а вам? Казначей моего колледжа умел.)

— Странным образом вы меня заинтересовали, — сказал я. — Оставь его в покое на минутку, Джок, ибо сейчас он нам Расскажет Все.

Мы его больше и пальцем не тронули — не умолкал он по собственной воле. Не нужно быть трусом, чтобы не любить падений с тридцати футов на шипастые ограды, особенно в голом виде. Уверен, на его месте я бы тоже проболтался.

История до сего момента была такова, а именно: Фугас Глоуг с необычайным отсутствием изящества влез этой «клубничкой» непосредственно в ухо своему старому Однокласснику — второй половине участников скетча «Приходящие к соглашению особи мужского пола», — отправив ему 35-миллиметровый контактный фотоотпечаток неприличного снимка. (Это никоим образом не входило в оговоренный план и раздражало до невероятия. Полагаю, ему до зарезу потребовались деньги на карманные расходы; бедняжка, попросил бы у меня.) Ныне весьма августейший одноклассник, живущий в постоянном ужасе перед Сестрой своей жены и другими Родственниками, решил все же расстаться с разумной суммой, о которой встал вопрос, но также пригласил помощника комиссара столичной полиции на ужин, и за портвейном раскинул осторожные щупальца, как то: «А что ваши парни сейчас делают с шантажистами, — а, Фредди?» — и так далее. Помощник комиссара, видевший некий неопубликованный материал по Однокласснику в сейфе редактора газеты, отпрянул, как испуганный жеребец. Решив, что знать о таком ему крайне непозволительно, он — возможно, из мести — сообщил Однокласснику имя и номер старины Мартленда. «Просто на случай, если кого-нибудь из ваших знакомых начнут донимать, сэр, ха ха».

После чего Одноклассничек приглашает на ужин Мартленда и предоставляет ему все новости, годные для печатной страницы. Мартленд отвечает: «Предоставьте это нам, сэр, мы привыкли иметь дело с паскудниками такого пошиба», — и принимается действовать.

На следующий день Фугаса навещает некий конюший и, благородно похмыкивая в усы командира эскадрона, вручает ему портфель-дипломат, набитый большими и грубыми на ощупь десятифунтовыми банкнотами. Пять минут спустя туда же галопом врывается Мартленд со своими гауляйтерами и уволакивает несчастного Фугаса в злополучную Сельскую больницу. Там Глоуг сводит краткое знакомство с автомобильным аккумулятором, после которого значительно мягчает и снова приходит в себя с уставным стаканом скотча под носом. Только сделан Глоуг из матерьяла попрочнее моего; так часто бывает с обычными гомосеками.