Читать книгу - "переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов"

приходится — вокруг суетятся многочисленные посетители и каждый норовит позаботиться о саженцах… которые, как мне показались, в тепле Бункера начали быстро чахнуть. Может повредил при переноске? Опять же на холоде были долгое время… подмерзли…

Голос Антипий вырвал меня из раздумий. Цепко глянувший на меня охотник рассердился:

— А вот сейчас и тебе скажу — выкинь все лишнее из головы! На охоте про постороннее думать нельзя! Запомни! Навсегда зарубку в памяти сделай! Иначе все тут поляжем и станем кормом для медведей! А те куски что они не переварят — дожрут снежные черви! Понял?!

— Понял — кивнул я и шутливо козырнул, приложив пальцы к козырьку фуражки — Прошу прощения. Мысли в голове. Роятся.

— Это вот они роятся. И пусть себе — им все одно делать больше нечего. А мы о деле думать должны! — старик ткнул пальцем в небо. И мы дружно задрали головы.

Да. Тут было на что посмотреть.

Небо здесь редко увидишь. Погоды не те. Но изредка — как сегодня — случается так, что ветер немного успокаивается, облака немного расходятся и между ними образуются прорехи, сквозь которые падают столбы яркого солнечного света. Они в свою очередь разгоняют льдистую муть повисшую над землей. И свет добирается до земли, освещая место, где мы живем.

С высоты полета тут все выглядело иначе. Менее жутко. Менее депрессивно.

Снежные и ледяные поля перемежаются торосистыми участками, настолько широкими и изломанными, что лучше обойти стороной, чем пытаться преодолеть. Унылые равнины разбавлены понатыканными холмами различной высоты. Некоторые более чем высоки — достигают до двухсот и трехсот метров, их уже можно назвать небольшими горами. В одну из таких горок я и воткнул свой крест, когда летающая келья отказалась снижаться.

Километрах в пяти от нас по снегу разбросаны ужасные свидетельства многовекового пребывания здесь узников — разбитые кресты. Они лежат целыми слоями, порой поднимаясь до высоты в десять и больше метров. Разбитые кресты, падая и падая с небес, образовали со временем невысокую и прерывистую круговую стену вокруг Столпа и вокруг поселений. Круговая стена из железа, камня и трупов. К стене лучше не соваться — здешние обитатели не дураки и давно уже пристрастились к свежей и мороженной человечине. Медведи и снежные черви — они все врем у стены и, как недавно сказал Антипий, медведи отчетливо реагируют на громкий «бум» и сотрясение почвы вызываемые очередным падением креста. И сразу выдвигаются к источнику шума, стремясь опередить снежных червей.

Круговая черта из разбитых крестов служит границей нашего мира, где Столп — его центр.

Что лежит за границей?

Никто не знает. Но туда уходило не меньше шести экспедиций только при Антипии. Освободившиеся старики не хотели проводить остаток жизни в снегах и хотели потребовать компенсации за сорок лет жизни и билеты домой. Они ушли. И не вернулись. Канули в неизвестность. Кто знает, что с ними стало. Но Антипий полагал, что далеко они не ушли и их попросту сожрали. Местность здесь дикая, холодная. И тянется так на многие-многие километры — пару раз он взбирался на круговую стену и смотрел вдаль через старенький бинокль. Но не увидел ничего кроме льда и снега. Сколько дней смогут шагать старики? Сколько километров смогут преодолеть?

То-то и оно…

Если куда-то и отправляться в поисках справедливости — то только на транспорте. Сойдут и нарты запряженные собаками. Было бы неплохо иметь гусеничный вездеход приспособленный к арктическим условиям. Самолет — так вообще отлично. Но нарты с собаками — лучше. Их легче прокормить чем самолет. Собаки будут с удовольствием жрать добываемое прямо в пути медвежье мясо. А самолету керосин подавай.

Слушая Антипия я блаженствовал — наконец-то на меня пролился ливень долгожданной информации. Мне даже немного стало теплее.

— Водки бы — вздохнул Федуня, кутаясь в свои многочисленные одежки.

Я лишь тяжело вздохнул. Не из-за отсутствия водки, нет. Дадут — не выпью на морозе. Только тепло в атмосферу зря выбрасывать. Я вздыхал из-за поведения Федуни. Стоя и слушая инструкции, он уже раз пять раскрыл и закрыл куртку, задрал свитера, старательно заправляя рубаху в штаны. Потом поправлял ремень, следом снова возился с воротником рубашки… Федуня занимался опасной ерундой. Едва его тело согревалось — он раскрывал все застежки, устраивал проветривание ледяным воздухом, затем, трясясь как банный лист, поспешно застегивался и пытался согреться. Еще пара таких выкрутасов и дедушку можно сразу списывать со счетов. Ну не сразу. Часик он продержится. А потом свалится. И что делать? Рявкнуть?

— Эй! — решил эту проблему за меня Антипий, схватив Федуню за ворот и притянув к себе — Чего хренью страдаешь? А?! Сдохнуть решил? Пневмонии захотел? Пожил — и хватит?!

— Да ты чего… чувствую просто тянет где-то холодом. Прямо в поясницу. Вот и затыкаю дыру… — задергался в мертвой хватке Федуня, а я отметил силу главного охотника. Мощный мужик, хоть и в возрасте.

— Водку на морозе не пьют. Куртки на морозе и ветру не расстегивают — ритмично потрясывал охотник помощника — Свитера не задирают! В тепле оделся — и сразу наружу, чтобы не потеть лишний раз. А там уже застежки до самого возвращения не трогаешь. Понял меня?!

— Да понял, понял я!

— Ох похоже зря я тебя сюда потащил.

— Чего ты! Не зря! Ну ошибся чуток!

— Как ты вообще сорок лет в келье отлетал! — буркнул Антипий, выпуская помощника.

— А что? Нормально отлетал! Сорок годков отрубил. Семьдесят шесть раз за третий рычаг всего и дернул. Чтобы Столп не серчал на меня грешного — повернувшись, Федуня низко поклонился мерцающей громаде Столпа, истово перекрестился и пробормотал пару слов молитвы.

У меня невольно отвисла челюсть. Хорошо хоть шарф прикрывал рот, и никто не заметил моего удивления. Комментировать не собирался.

Повернувшись ко мне, Антипий поинтересовался:

— Все помнишь?

Я кивнул.

— Пошли. Делаем все как уговорено.

Припав к земле, охотник покрутился, оглядывая снег. Я смотрел туда же. И видел целую кучу извилистых и хаотично переплетающихся следов. Будто змеиная стая проползла. Сорвавшись с места, Антипий пробежал десяток шагов и с размаху воткнул легкое копьецо в сугроб. Прижал, навалился всем телом. И подался назад, разрывая сугроб и поднимая оружие. Насаженный на копье беззвучно дергался снежный червь.

Мерзкое создание… Крупное.

Длиной с мою руку, плоский, весь утыканный белыми полупрозрачными шипами, судорожно разевающий широкую пасть, из сквозной раны медленно капала белесая жидкость похожая на сгущенное молоко.

— Чуете?

Мы с Федуней кивнули. Порыв ветра принес резкий аммиачный запах.

— Для медведя лучше запаха не