Читать книгу - "Кольцо из Камелота - Элизабет Питерс"

Книжка была маленькая, в бумажной обложке, выдержанной в голубоватых тонах. На первом плане — прелестная юная девушка с беспорядочно струящимися по плечам черными волосами. Она была в благопристойном дезабилье и заметном расстройстве; глаза ее, устремленные через плечо и полные ужаса, прикованы к далеким очертаниям разрушенного замка, который высился на утесе под темнеющими небесами.

Джессика посмотрела на книжку, лежащую на коленях, полуприкрытую ее стиснутыми руками. Что за жуткая опасность таится в развалинах и угрожает бедненькой героине? Конечно мужчина, всегда мужчина — либо чернобровый герой, которого пустоголовая девица подозревает в злодействе, либо чернобровый злодей, интригу которого она только что раскрыла. Джесс еще не прочла эту книжку, но читала множество ей подобных, где интриги чередовались с утомительным однообразием. Похоже, больше ей никогда не захочется браться за триллер. Выдуманные страхи теряют весь шарм, когда напоминают о реально пережитом ужасе.

Джесс оглянулась через плечо, но не на разрушенный замок и не на дом Чарльза Адамса, а на прозаическое темное полотно убегающей вдаль дороги. Движение не было особенно оживленным, и ни одна машина долго не висела на хвосте у автобуса, трясущегося с прохладцей на скорости двадцать миль в час.

Убедившись в этом, Джесс переключила внимание на боковое стекло, за которым открывался более приятный вид. Она даже не помнит, сколько лет мечтала увидеть его: зеленые холмы Англии в новом наряде из свежей весенней травки, усеянные пятнышками — пасущимися беленькими овечками, — накрытые пологом лазурно-голубого неба. Вот та Англия, которую воспели поэты, — почти та. Стоит не апрель, а май, который, несмотря на Браунинга[1], теплее и приятнее. В первый же день Джессика с радостью узнала в растущих по обочинам дороги колючих кустах с яркими желтыми цветами дрок, обнаружила колокольчики на тропинках между живыми изгородями, услышала аромат сирени.

Все это было вчера — до того, как начался ужас.

Голова ее инстинктивно дернулась назад, глаза окинули дорогу, по-прежнему безмятежную. Сидевшая рядом толстая леди с любопытством покосилась на нее; ее пухлое розовое лицо оставалось бесстрастным, но глазки за круглыми стеклами очков в золотой оправе были испытующими и недоброжелательными.

Пакеты и свертки толстухи вонзались Джесс в бок. Она отодвинулась еще на долю дюйма, забившись уже в самый дальний угол длинного черного сиденья, и сердито недоумевала, что заставляет некоторых женщин лихорадочно делать покупки. Удивлялась она и тому, сколько ценнейших безделиц обнаружилось в скучных торговых точках Солсбери. Разумеется, относительно скучных — по сравнению с крошечными деревушками, через которые пролегал этот местный автобусный маршрут, сонный городок Солсбери со своим собором[2], выглядел настоящей столицей.

Джесс на секунду позволила раскалывающейся голове прислониться за отдохновением к холодному стеклу окна. Солсбери... собор... воскресное утро. В такое неподходящее время в таком неподходящем месте начался ужас, толкнувший ее в безрассудной попытке к бегству в автобус, шедший в неизвестном ей направлении к неведомому конечному пункту, куда он прибудет неизвестно когда. Джесс не осмеливалась спросить у кого-нибудь, куда она едет: она задалась целью оставаться незамеченной, а такой вопрос обязательно привлечет внимание. Она и так бросается в глаза, будучи явной иностранкой. Поразительно, до чего у нее откровенно американский вид, даже самой заметна разница, и разница эта совсем не в таких внешних признаках, как макияж и мини-юбка. Видела она девушек-англичанок в мини, рядом с которыми ее юбка кажется викторианской[3], и с накладными ресницами длиннее, чем у нее, на добрых четверть дюйма. Может быть, дело в покрое одежды? Ее желтый шерстяной костюм с коротеньким пиджачком и прямой юбкой стоит, наверно, не дороже ансамбля из шотландки и пурпурного свитера девчонки, которая сидит впереди через два сиденья, но выглядит... м-м-м... несколько иначе. И как ей пришло в голову выбрать такую желтизну? Этот костюм светится как настоящая неоновая вывеска.

Автобус вскарабкался на подъем, проехал через рощицу; лицо Джессики, слабо прорисованное на отражающемся в стекле темном фоне листвы, маячило в окне бледным пятном. Синева глаз почти полностью скрадывалась, выделялась лишь нежная кожа, побелевшая после долгой зимы, проведенной в офисе, и светло-каштановые волосы. Эффект получался призрачный; она прикрыла глаза, слишком устав, чтобы бросить еще один взгляд назад.

Страх утомляет. Теперь понятно, почему загнанный человек может вдруг остановиться и отдать себя в руки преследователей, даже если поимка грозит ему смертью. В ее случае страх усиливается от неизвестности. Она не знает, почему ей угрожают, и, значит, не представляет, как защищаться.

Когда теперь она припоминает случившееся, события становятся на свои места, и возникает картина, которая не складывалась перед глазами, пока не произошел ключевой инцидент, придавший всему смысл. Но на картине выстраивается только последовательность событий. Мотив до сих пор скрыт.

Но у нее уже нет сомнений, что человек, схвативший в Саутгемптоне ее чемодан, сделал это не по ошибке. Это был первый звонок. Она отвернулась на одну секундочку, чтобы подозвать такси. Два больших ее чемодана были отправлены — это устроили на пароходе, так что, пройдя таможню, она просто вынесла из здания один оставшийся чемоданчик и остановилась на улице, озираясь в поисках транспорта. Мимо нее прошмыгнул человек — всего лишь один из многих, — возле набережной собралась толпа, люди шли на посадку и сходили с корабля, провожали и встречали друзей. Заполучив такси, она глянула под ноги, увидела, что чемоданчик исчез, и первым делом предположила, что его кто-то задел на ходу, свалил или отшвырнул в сторону. Если бы случайно она не посмотрела в нужном направлении, если бы на углу чемоданчика не было длинной рваной царапины, по которой его безошибочно можно узнать, если бы в нужный момент не подоспел полисмен, услышавший ее крик: «Эй, мистер, минутку, постойте, это мой чемодан...»

Человек отреагировал совершенно естественно. Он оглянулся через плечо, небрежно, как и следует, когда столько народу окликает друг друга, словно совсем и не думал, что она обращается к нему, а просто посмотрел на всякий случай. Но его деланно небрежный взгляд упал именно на нее — и на высокую фигуру в синей полицейской форме позади нее. Он тут же вернулся и принес извинения. Как она могла догадаться, что в этом инциденте кроется тайный смысл? Она сама по рассеянности не раз совершала такие же идиотские поступки.