Читать книгу - "Американец - Роже Борниш"

великолепная хозяйка сельского дома, стояла, засунув руки в карманы фартука, на пороге главного строения. Осмотревшись по сторонам, она нажала на потайной звонок, спрятанный где-то за балкой. Позвонила три раза через определенные промежутки времени, как в азбуке Морзе. Дверь отворилась:

— Ребята, пора ужинать!

Раскасси и Рафали, точно два послушных работника по приказу хозяйки, заняли места за семейным столом… Кто бы мог подумать, наблюдая за ними, что они только что занимались изготовлением продукта, способного нести смерть на расстоянии?

— Недавно я ходила в Кастеллар, — сказала Жозетта, накладывая пельмени, — чтобы позвонить. Ровно в одиннадцать часов там будет с деньгами Антонин… Мы же должны туда прибыть сразу за ним, а потом быстро сматываемся…

XXXII

— Не мучайте нас так долго, комиссар… Вы же сказали, что Деловой…

Деловой! В устах элегантного министра внутренних дел Франции в тиши огромного кабинета со стенами, покрашенными в неприятный бордовый цвет, кличка Фужеру прозвучала несколько странно. Будучи опытным стратегом, Вьешен еще выдержал паузу. Он бросил оценивающий взгляд на всех собравшихся в гостинице «Бово» под внушительной включенной люстрой с тем, чтобы каждому дать время вдуматься в суть всего сказанного им. Я этим воспользовался и посмотрел на противоположную сторону кабинета, где по обе стороны портала из кованой стали под гербом Французской Республики стояли два полицейских С автоматами на ремне.

С момента начала работы в системе на своем веку Толстяк повидал много министров! Если быть точным, то пятьдесят, так он мне сам говорил когда-то. Это все имело место в период Третьей и Четвертой Республик. У всех министров были синие галстуки, все они без исключения являлись кавалерами ордена Почетного легиона, все с ясным решительным взором, отличавшим профессиональных политиков. Республики сменяли одна другую, предвыборные кампании требовали все более ярких красок для плакатов с обещаниями, которые в больших количествах висели в туннелях метро… Министры внутренних дел требовали этого же от своих подчиненных…

Великолепно чувствуя себя в выходном костюме, Вьюшен окинул лукавым взглядом присутствующих высокопоставленных чиновников, ловящих каждое его слово, как если бы он был великим полицейским пророком. Начинался третий акт. Уже было рассказано о проделках Американца во Франции и моем расследовании на Сицилии. Вьешен знал досье до последней буквы. Он очаровал аудиторию, все взоры были прикованы только к его персоне.

От нечего делать я начал рассматривать сильных мира сего. Справа от министра внутренних дел за длинным зеленым столом сидел очень прямо, не сгибаясь, заместитель министра морского флота, племянник Ла Морлиера. Он был невысокого роста, невзрачного вида, с нахмуренными бровями, с так называемым бурбонским носом, который почему-то достается, как правило, только аристократам. Нет необходимости уточнять, что у него имелся дворянский титул. С другой стороны от министра сверкал лысиной несколько приплюснутый, если так можно сказать о человеке, генеральный директор сыскной полиции. Он не сводил с Толстяка глаз. Балбесы из префектуры полиции тоже были здесь: префект теребил свой нос, думая, что это оставалось незамеченным, и Помаред удобно устроился в противоположном от меня углу. Он смотрелся просто великолепно, главный артист, он же инспектор Помаред. Его черный галстук, завязанный бантом, уступил место сиреневому, куртка из меха, напоминающего мех крота, топорщилась на животе так, что создавалось впечатление, будто у него на коленях пригрелась и свернулась клубком кошка. Взгляд этого поэта охватывал всю сцену, которую он, наверняка, не отказался бы запечатлеть на холсте. Даже не сцену, а большую цирковую арену.

Нужно признать, хотя я и делаю это не без некоторого усилия над собой, что у Толстяка был великолепный талант сказочника! Это настоящий чемпион по словесной эквилибристике, у него, бесспорно, не было и просто не могло быть конкурентов в данном вопросе! Вьешен с завидной легкостью выполнял на лакированном паркетном полу сложные пируэты. Его словесные акробатические выверты всегда достигали цели. И вдруг по аудитории пробежал ветерок недовольства.

Когда же он перешел к третьему акту, захвату самолета местной авиалинии и допросу с пристрастием боевика дона Гвидони, у меня отвисла челюсть! Удар с левой, с правой, апперкот и Зампа в нокауте:

— Господа, столкнувшись с упрямством убийцы, мне пришлось принимать решение. Я опасался, как бы американская полиция не опередила нас и не оттяпала слишком большой кусок пирога. В соответствии с моими категоричными указаниями, Борниш держал меня в курсе всех событий. Признание же Зампы явилось свидетельством триумфа используемых сыскной полицией методов работы. Я изматывал Зампу конкретными вопросами. На другом конце провода Борниш передавал их слово в слово. Удалось сломить моральный дух Зампы, и ему ничего не осталось делать, как капитулировать!

Это было уже выше моих сил, я стоял как громом пораженный! А Толстяк был неумолим! Не успел еще закончить с одним, как уже объяснял, насколько тщательно и с каким усердием он учил меня тому, как лучше вызвать на откровенность папашу Массьяка, императора ночных увеселительных заведений, арестованного еще ранее благодаря его служебному рвению… Не прозвучало даже намека на ту роль, которую сыграл в данном деле судья Буссиньо…

Его взгляд не задержался на мне ни на секунду. Складывалось впечатление, что он искал меня где-то в противоположном конце кабинета… Я был совершенно оглушен, раздавлен, не было сил смотреть на эту толстокожую спину с отсутствующей талией, узкие в обтяжку брюки, совершенно не вязавшиеся с этой фигурой… Подмастерью, начинающему закройщику, сшившему его костюм, предстояло еще долго набираться мастерства…

Когда же Толстяк перешел к рассказу об улице Лекэн, я его уже не слушал…

— Давайте покороче, — настаивал министр. — … Вы сказали нам, что Деловой…

Вьешен кивнул головой, затем, не меняя голоса, продолжил:

— Господин министр! Деловой ничего не хотел знать! Он понимал, что мы ничего с ним не можем сделать. Тогда я схватил его, мы оказались нос к носу, посмотрел ему прямо в глаза и произнес только одно слово:

— Пенелопа…

— В общем, пароль.

— Да, господин министр, именно так. Деловой сдался и протянул мне руку. Я ее пожал. Он был повержен!

— Бог мой! Черт побери! Что же это такое происходит? Вы никогда меня не слушаете, Борниш. На моей памяти еще ни разу не было такой неразберихи во вверенной мне службе. А все началось именно с того момента, когда вам было доверено ведение дела Мессины!

Толстяк пронзительно кричал, метал громы и молнии, изрыгал ругательства. Затем выпрыгнул из кресла, с пунцовым лицом носился по комнате из одного угла в другой, руки за спиной нервно подергивались. Пробегая мимо, он бросал на меня разъяренные взгляды. Взрыв гнева вымел