Читать книгу - "Ловушка для героев - Андрей Ильин"

— А я? — спросил американец.

— А ты можешь идти… на все четыре стороны…

— На четыре стороны это значит сразу везде? Это значит никуда? Так?

— Это значит — куда хочевшь. — Я хочешь с тобой! Это какая сторона?

— Эта та сторона, куда я иду. Это назад. К вьетнамцам.

— Тогда я тоже иду к вьетнамцам. Мы же теперь вместе. — И американец свел руки, как будто они были зажаты в колодках.

— Ну, вместе так вместе…

Недавние пленники возвращались по собственным следам. Только теперь они не бежали. Теперь они шли медленно. Спешить им было некуда. На собственные похороны не торопятся.

— Стой! — вдруг сказал Кузнецов.

— Опять назад? Да? Опять не в ту сторону…

— Да погоди ты, янки…

А почему обязательно найдут? Почему найдут?

Потому что это их территория? Потому что они знают эти джунгли как свои пять пальцев? Потому что будут в этих джунглях искать досадивших им беглецов? Потому что будут искать?..

Ну конечно, будут искать! И найдут! Потому что знают эти джунгли как пять пальцев. Потому что будут искать… Там, в джунглях. Куда пленники, по идее, и должны бежать со всех ног… А куда пленники не должны бежать? По мнению вьетнамцев? Где пленников не может быть? Где их не будут искать?

В том-то и дело!

— Стой! — еще раз сказал капитан. — Пойдем не так. Пойдем друг за другом. Шаг в шаг. Как тогда, помнишь?

— Помню, да!

— И чтобы ни одной веточки, ни одного листика не потревожить. Чтобы как кошка на мягких лапах. Понял, янки?

— Понял. Да.

— Тогда пошли полегоньку… Дальше беглецы шли как по минному полю. Шли, отсматривая каждый следующий шаг, обходя опасные сучки и слишком выступающие в сторону ветки. Шли так, что за ними не оставалось следов.

Они приблизились к кустам, за которыми, присмотревшись, можно было увидеть плац, вкопанные в землю колья и лежащие возле них трупы. Они заметили суету солдат в лагере, машины, в которые спешно грузились вооруженные вьетнамцы.

— Мы будем делать бой здесь? — спросил американец.

— Нет, мы не будем принимать бой. Пока. Мы спрячемся.

— Где спрячемся? Здесь?!

— Именно здесь! Где они нас будут искать меньше всего. Они думают, что мы побежим в джунгли. Они будут ловить нас именно там. А мы будем здесь! Почти в их лагере. Где искать нас им никогда не придет в голову!

— Но мы не можем быть здесь всегда.

— А мы и не будем всегда. Мы переждем, пока суета утихнет, пока они вернутся из поиска. И потом уйдем. Но только потом. А не сейчас.

— Сколько мы будем ждать?

— Столько, сколько понадобится!

— Yes! Столько, сколько по-надо-бится! Я не спорит…

— Тогда копать будем здесь, — показал Кузнецов. — Здесь самое доброе место.

— Почему здесь? Здесь все открыто. Ты уверен?

— Уверен. Меня на этих делах полгода натаскивали. В буреломах и буераках ищут все. А открытые участки проскакивают. Потому что кажется, что и так все видно. И так видно, что никого нет. Поляны не осматривают так, как густолесье. Копать будем здесь! И как можно быстрее.

Двумя штык-ножами, снятыми с убитых конвоиров, беглецы подрезали дерн, уложили его вниз травой, подсунули под него края расстеленной одежды и стали выбирать и ссыпать на них вытащенную из ямки землю. Очень осторожно, чтобы, не дай Бог, не просыпать выбранный грунт на траву. Работали они быстро и на совесть, потому что в награду должны были получить не деньги — жизнь.

Когда в яме стало возможно поместиться вдвоем, они перекрыли потолок толстыми жердями, потом тонкими, потом забросали листвой и засыпали сверху слоем земли. Поверх уложили листы дерна. Они добивались того, чтобы импровизированная крыша выдерживала вес человека. Чтобы, встав на нее, он не почувствовал прогиба.

— Ну как?

— Нормально! Можно ходить, как по земле! Можно даже танцевать!

Потом они собрали отдельные просыпавшиеся комки земли. И выпрямили все травинки.

— Ну что, сигаем?

— Сигаем это как?

— Это очень, очень быстро.

Первым в узкий лаз вполз американец Вторым, закрыв за собой вход специальным, укрепленным палками листом дерна — Кузнецов.

— Ну как, понравилось?

— Немножко тесно, да.

— В тесноте, да не в обиде. Все, янки, легли и умерли!

— Умерли это как?

— Умерли — это значит закрыли рот и чтобы не говорить, не чихать, не кашлять, не храпеть, не ворочаться. Желательно даже дышать через раз. Спать будем по очереди, чтобы друг другу шуметь не давать…

— А если, как это говорят русские, нужда?

— А нужду — себе в штаны.

— Но это не есть польза для здоровья.

— Ничего, перетопчешься. В штаны ходить — здоровью меньше вредить, чем если на улицу выходить! Там нужда может быть со смертельным исходом. Ничего, в колодках в порты гадил, и здесь не умрешь… Дети по году в мокрых пеленках живут и ничего, вырастают…

* * *

Лежали сутки…

Потом вторые…

Потом третьи…

В первые сутки спали. По очереди. Вначале в полное свое удовольствие. Потом — сколько влезет. Потом — до одури. Потом до тошноты. Потом чуть не до рвоты. «Чуть не до рвоты» выспались к исходу первых суток.

Во вторые сутки — мучились неподвижностью. Тем, что невозможно размять рук и ног. А можно только разгибать и сгибать кисти и шевелить стопами. Затекшее в неподвижности тело болело в каждом своем суставе. Все сильнее и сильнее. Но только глубокой ночью беглецы позволяли себе сменить позу. Насколько это позволяло тесное, как пенал для ручек, убежище.

В третьи сутки беглецы чесались. Вернее, мучались от чесотки, не имея решительно никакой возможности нормально удовлетворить эту естественную человеческую страсть. Далеко не везде можно было пролезть руками, не вставая и не сгибаясь. Больше всего страдали потерпевшие от обоюдной «нужды» ноги. Которые меньше всего можно было достать. Приходилось терпеть.

Потом, когда в трофейных фляжках кончилась вода, навалилась жажда…

Потом со всех сторон полезли разнообразные подземные насекомые и мелкие гады. Было невозможно увидеть и понять, кто это там долго и скользко проползает через вытянутую ногу, копошится в голове или, бодрым аллюром забежав в штанину штанов, добегает аж до самых… колен. Приходилось терпеть и это.

В четвертые сутки терпеть уже не было никакой мочи. Даже колодки представлялись чем-то менее страшным, чем это бесконечное лежание в тесноте и темноте. К исходу четвертых суток беглецы решили выбираться наружу. Но именно в конце четвертых суток поверх убежища прошла облава.