Читать книгу - "Операция "цитадель" - Богдан Сушинский"

— Жаль, что германцы так долго не позволяли нам создать полноценную русскую армию, да и сейчас еще позволяют как-то с оглядкой.

— Как только закончится война, — а закончится она, судя по всему, поражением германцев, — они, германцы, все поймут, но будет слишком поздно. И тогда уже…

Власов умолк. Полковник смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых удивление граничило с едва скрываемым ужасом.

— Вы уверены в этом?

— Вы же военный человек, товарищ… господин, — исправился Власов, прокашлявшись, — штабист. Неужели не в состоянии проанализировать положение на фронтах?

— Мой штабной опыт позволяет анализировать любую фронтовую обстановку, господин генерал-лейтенант. Но существуют еще и факторы сугубо политические. А здесь, в Германии, в этом хаосе мировой войны, когда интересы многих бывших союзников и, наоборот, бывших врагов, переплетаются самым невероятным образом… Мне казалось, что англо-американцы попросту не допустят окончательного разгрома Германии.

— Отставить, полковник. Еще как допустят. С превеликим удовольствием. Но как раз тогда они вспомнят о наличии в германии Русской освободительной армии. Той единственной, которая способна воевать с русскими по-русски, чему никак не могут научиться они сами, и штыки которой нацелены только на Восток. Что вполне устраивает всех без исключения.

— Неужели все настолько плохо?

— Возможно, будет еще хуже, чем мы себе представляем.

— А вы говорите «штабной опыт»! Что мы можем здесь со своим опытом?

— Кое-что все-таки можем. Например, создать армию.

— Но вы же сами…

— Отставить, полковник. Нужно создавать армию! — постукивал он кулаком по столу. — Немедленно создавать ее. Русскую. Освободительную. Несмотря ни на что. Никогда уже в обозримом будущем мы не получим возможности создать ее вот так, на чужой территории. Имея в своем распоряжении сотни тысяч пленных, перебежчиков, остарбайтеров. Никогда, никакая сила не сможет потом, после войны, оторвать такую массу люда от родных очагов, вооружить и нацелить на борьбу с коммунистами. Вот почему… Во что бы то ни стало…

— Мне нравится ваша решительность, господин командарм.

— В конце концов, Германия не обязана заниматься освобождением России из-под ига жидобольшевиков. Это наше дело, русских патриотов. Наша святая — перед Богом и народом — обязанность.

— Что тоже верно.

— Поэтому у меня еще один, прямой и честный вопрос: вы, господин Меандров, лично вы к борьбе за освобождение, борьбе, которую по-настоящему мы будем разворачивать уже после окончания Второй мировой войны, — готовы?

Меандров замялся, прокашлялся.

— Готов, господин генерал.

— Отставить, полковник. Это разговор не в стремени, да на рыс-сях. Мне важно знать, действительно ли вы готовы.

— Готов, Андрей Андреевич.

Власов передернул губами, как делал всегда, когда что-то в словах собеседника не нравилось ему. А он терпеть не мог, когда кто-либо из офицеров обращался к нему по имени-отчеству. К тому же он почему-то не верил этому запоздавшему к весенней стае грачу. Слишком долго этот полковник ошивался где-то на германских задворках, словно бы слыхом не слыхал ни о РОА, ни о Русском освободительном движении. Не очень-то он доверял таким запоздавшим полковникам-подполковникам из тех, что давно вырвались из лагерей военнопленных, а то и никогда не попадали в них.

— Ладно, полковник. Служба покажет, — мрачно капитулировал Власов перед авторитетом Штрик-Штрикфельдта, рекомендовавшего ему этого запоздалого грача-ворона. — Как я уже распорядился, возглавите офицерскую школу. Время и служба все прояснят.

— Рад служить, господин генерал-полковник.

«Ишь ты!.. — проворчал про себя командарм. — Рад служить! Еще метки от красноармейских шпал-ромбов не выцвели, а рапортуют, как заправские беляки».