Читать книгу - "Личный досмотр - Максим Гарин"

— Экий ты, братец, стяжатель, — со вздохом сказал Борис Иванович.

Таксист равнодушно пожал плечами.

— Как хотите. Рейс невыгодный, в вашем районе на обратную ходку никого не найдешь, порожняком придется возвращаться. И потом, риск.

— Это какой же риск? — поинтересовался Борис Иванович, усаживаясь на переднее сиденье. — Это в том смысле, что я могу тебя чем-нибудь по маковке треснуть?

— Что-то вроде этого, — ответил таксист.

— Вот чудак. Какая тебе, в таком случае, разница, за какую сумму ты подрядился? Что рубль, что сто — все равно ничего не получишь.

Таксист снова неопределенно дернул плечом: видимо, он ощущал разницу, которую никак не мог уловить Борис Иванович.

— Ладно, — сказал Комбат, — поехали. :

Ярко-желтая «волга» с шашечками вдоль всего борта оторвалась от бровки тротуара и нырнула в море ночных огней. По просьбе седока таксист увеличил громкость магнитолы, и Борис Иванович, откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза. Смотреть по сторонам не хотелось, — хотелось просто вот так сидеть и ничего не делать. Не шевелить даже пальцем, мчаться сквозь ночь под переливы негромкой музыки. Неделя выдалась бурная и хлопотливая, и теперь он ощущал настоятельную потребность в отдыхе. Это немного удивляло Бориса Ивановича: совсем недавно он мог совершенно спокойно переносить и не такие нагрузки.

В конце концов Комбат пришел к выводу, что организм не обманешь: он сам знает, когда нужно мобилизовать все резервы, а когда можно и пофилонить.

Подъехав к дому Бориса Ивановича, таксист остановил машину поодаль от подъезда, но зато под фонарем, и Комбат усмехнулся, вынимая из кармана портмоне: продавец скорости явно страдал манией преследования и уделял преувеличенное внимание своему драгоценному здоровью. Ковыряться в заднем кармане брюк, сидя в машине, было неудобно, и Рублев вышел на дорогу, сразу же угодив ногой в лужу.

— Послушай, приятель, — сказал он таксисту, — личная безопасность — это, конечно, хорошо, но вот высаживать клиентов в лужу — это никуда не годится.

— Извиняюсь, — все так же равнодушно ответил таксист, всем своим видом давая понять, что ему наплевать на клиентов, на лужи и вообще на все на свете. — Не заметил.

— Надавать бы тебе по шее, — сказал ему Комбат, — да лень что-то.

— Вы лучше деньги отдайте, — быстро сунув руку под сиденье, сказал водитель.

Борис Иванович вздохнул. Ну вот, подумал он, опять двадцать пять. Сопляк и хам, прыщавая морда — видно, не больше года как из армии. Безнаказанный хам. Жалобу написать в автопарк? Чихать он хотел на эти жалобы. Что ему сделают? Ну премии лишат... Так он за смену четыре таких премии накалымит, что ему премия... Дать ему по ушам? Что у него там, под сиденьем, — монтировка, отвертка? Да хоть бы и пулемет...

Этак вы, Борис Иванович, далеко зайдете, прав был тот красавчик-генерал. Нельзя распускаться, особенно когда так устал и зол на весь белый свет.

— Ну, чего вылупился? — спросил таксист. — Деньги давай, как договорились, а то сейчас живо милицию позову. Вон она, рация...

— Конечно, подумал Комбат. Вон она, рация. Хамство у нас преступлением не считается, а вот мордобой — это да, это уже уголовно наказуемо. Доказывай потом пьяным сержантам, что этот придурок просто вывел тебя из равновесия. А сержанты при этом будут тебе не только хамить — могут ведь и дать разок-другой по плечам, и вся карусель завертится по новой. Пропади оно все пропадом...

— Держи, дружок, — сказал Борис Иванович, протягивая таксисту деньги. — Береги себя.

— Пить надо меньше, — проворчал таксист и оттолкнул Бориса Ивановича от машины, чтобы захлопнуть дверцу.

— А ну, стой, сопляк! — взорвался Комбат и ухватился за дверцу.

Таксист рванул с места, Рублев покачнулся, теряя равновесие, и в этот самый момент засевший на крыше соседнего здания Багор спустил курок.

Багор всегда стрелял без промаху, позиция была выбрана удачно, а уж таксист и вовсе остановил машину так, словно состоял у генерала Шарова на жалованье: прямо под фонарем, так что Багру даже не пригодился прихваченный на всякий случай инфракрасный прицел.

Некоторое время майор Багрянцев разглядывал своего врага сквозь перекрестие, постепенно проникаясь ощущением собственного всемогущества и правоты, — тем самым ощущением, которое возникало в нем всегда, когда он смотрел через прицел на человека, который должен был вот-вот перестать жить. Это было одно из самых любимых удовольствий Багра, и сейчас он мог без помех насладиться им. Это как секс, подумал он вдруг.

Как хороший, правильный, грамотный секс. В сексе нельзя торопиться, и здесь тоже. Даже вечер, проведенный на сырой, крытой битумом крыше, является необходимым условием получения настоящего удовольствия: ожидание секса порой так же, если не более, приятно, как сам процесс совокупления.

Сейчас, подумал Багор, лаская пальцем в перчатке спусковой крючок. Ощущение всемогущества достигло своего пика, распирая майора изнутри, делая огромным и неуязвимым. Сейчас он казался себе Юпитером, занесшим любовно отточенную молнию над головой слишком возомнившего смертного. А смертный-то, дурак, думает, что будет жить вечно... Сейчас, мысленно сказал Багор Комбату, я тебе засажу промеж глаз.

По самое некуда засажу... С шофером только расплатись, шофер здесь совершенно ни при чем...

У него мелькнула соблазнительная мысль: а не пристрелить ли заодно и водителя? Пока прибудет милиция, можно расстрелять всю обойму, и даже не одну, а потом спокойно уйти, сесть в машину и вернуться домой. Он часто грешил подобными фантазиями, представляя, как сидит в засаде, расстреливая прохожих и автомобили или, наоборот, строчит из тяжелого пулемета, поливая свинцом улицу из окна мчащейся с бешеной скоростью машины. Багор обожал оружие и отлично понимал, что его желания мало чем отличаются от сексуальных фантазий стареющего полового маньяка. Когда-то ему приходилось очень много стрелять, теперь же он постоянно ощущал что-то вроде ломки, как у наркомана. Там, на станции, была отличная возможность вдоволь пострелять, а вот возможности уцелеть, ввязавшись в перестрелку, не было: это уже получилась бы сильная передозировка, А виноват во всем был этот усатый амбал, чтоб он сдох.

Сейчас, успокоил себя Багор. Не надо нервничать, сейчас он сдохнет.

Прямо сейчас.

Он спустил курок и увидел, как, пошатнувшись, упал Комбат, а яично-желтая, яркая, как игрушка, «волга» рванула с места и на сумасшедшей скорости скрылась за углом. Он был уверен, что попал, да и то, что он увидел, снова заглянув в окуляр прицела, подтверждало его уверенность: его враг лицом вниз лежал на асфальте, и через мощную оптику прицела была отчетливо видна медленно растекавшаяся из-под головы кровавая лужа.

* * *

Борис Иванович открыл глаза и шевельнул рукой, Пальцы ощутили крахмальную жесткость свежей простыни — он лежал в постели. «Все правильно, — подумал он, — я и собирался в постель. Однако долго же я спал! В комнате-то совсем светло!»