Читать книгу - "Естественный отбор - Александр Звягинцев"

Были у него веские основания подозревать и саму Ольгу в инсценировке покушения на саму себя. Говоря языком психологов — поклонников Фрейда, этакое своеобразное предупреждение ему о ее скрытых, подсознательных намерениях.

Он ломал голову и так и сяк и, не придя ни к какому выводу, решил, что все же это какие-то криминальные структуры добиваются, чтобы он снял свою кандидатуру на выборах в Госдуму.

«В таком случае, — думал Сима, — следующее покушение — на меня самого — окажется удачным. Есть только одна сила, способная обеспечить мне стопроцентную победу на выборах в Думу и при этом сохранить жизнь, — это отец Ольги, Коробов».

Мучник знал, что у Хозяина Империи есть по всей стране тайные силовые структуры и есть способы влиять на сильных мира сего. Он понимал, что проторить дорожку к не очень жалующему его тестю можно лишь через Ольгу. Конечно, она кинула отца, но рано или поздно они помирятся — был уверен Сима.

Белоснежная «Сессна», купленная на левые приработки Мучника и торжественно подаренная жене, по стратегическому его замыслу, должна была стать заложницей благодарного расположения Ольги к мужу, а в обозримом будущем — мостиком к обретению им «крыши» в лице охладевшего к нему всемогущего тестя.

* * *

Особым пунктиком стала для Симы разгорающаяся, как пламя на ветру, ревность Ольги к сопернице. Он несколько раз с параллельного телефона подслушал нервный разговор Ольги со Скифом относительно его новой пассии — Ани Беловой. То-то через папашу навел справки, и однажды, как бы невзначай, Мучник оставил на распахнутом календаре в доме телефон и адрес Ани.

Бедная женщина так и не узнала, кого благодарить за неожиданный визит к ней Ольги. Подозревала все-таки Скифа: он подстроил эту встречу от своей болезненной порядочности, чтобы по-хорошему, раз и навсегда порвать с бывшей женой.

— Ты? — злобно выдохнула Ольга, стоя в проеме открытой входной двери, и свистящим шепотом добавила: — Тихоня…

— Какая уж есть, — еле сдержала себя Аня.

— Вот ты-то мне и нужна.

— А вы мне, признаться, не очень.

— Поговорим?

— Как угодно…

— Не на пороге же, — гордо вскинула голову Ольга.

— Проходите уж.

— Спасибо за приглашение, — со злорадным ехидством обронила незваная гостья, пристально всматриваясь в глаза соперницы.

Ревнивая злоба на ее лице внезапно сменилась ужасом. Что-то заставило ее отшатнуться от Ани. Она вдруг увидела в ореховых глазах хозяйки дома сполохи пожаров, озаряющих беломраморную холодную глыбу Белого дома октября девяносто третьего года…

Тусклое осеннее солнце пробивает еще не рассеявшийся туман. Цепи спецназовцев рваными волнами накатывают на площадь перед Белым домом. Из танковых пушечных жерл вырываются снопы огня — праздничный салют для подвыпивших зевак и гуляк, облепивших все смотровые площадки вокруг строптивого парламента. Грандиознейшая историческая премьера…

Зрители, зрители, зрители…

Они все накатывают, равно как и силы, атакующие первый в истории страны свободный парламент. Зеваки с семечками, колясками, бутылками.

— Снимай поступь истории… Снимай! — истошно вопила в тот день Ольга трусоватому оператору.

— Снимай, снимай, — подбадривали оператора гуляки. — Пусть весь мир увидит, как начальники начальникам кровь пущают!

И оператор, не отрываясь от камеры, все снимал и снимал. В видоискателе мелькали перекошенные злобой лица людей, освещенные вспышками танковых залпов и отблесками пламени от горящих этажей здания парламента, зыбкое и постоянно меняющееся, искаженное отражение событий в мутных водах Москвы-реки.

— Развернись-ка на девяносто градусов! — вдруг вцепилась Ольга в оператора.

Со стороны Смоленской набережной показалась толпа людей с красными флагами и транспарантами с наивными, давно забытыми лозунгами военной поры: «Родина-мать зовет!», «Враг не пройдет!» Им навстречу бросились зеваки, а за ними — журналисты и телевизионщики. В толпу, состоящую в основном из стариков и старух, вклинились милиционеры и, орудуя дубинками направо и налево, начали ее рассеивать. К блюстителям порядка присоединились пьяные зеваки и провокаторы: замелькали кулаки, древки транспарантов, обрезки труб и стальной арматуры.

— Снимай! Снимай! — кричала Ольга оператору. — Это как раз то, что надо!

И тут в просвет между рядами непримиримых противников с тревожным воем и включенными мигалками ворвалась машина «Скорой помощи». Из нее на ходу выскочила худенькая женская фигурка в белом медицинском халате, с санитарной сумкой на боку. Она вскинула вверх руки, призывая осатаневшую толпу остановиться:

— Опомнитесь, братья!.. Люди вы или звери?! Опомнитесь!!!

— Снимай! Снимай эту дуреху! — кричала Ольга оператору в ухо. — Классный материал — в стиле Эйзенштейна!..

Тогда-то Ольга в первый раз встретилась с Анной. Она сразу возненавидела эту девчонку с ореховыми глазами и с идиотскими принципами в башке.

На мосту жерла танковых орудий выплюнули очередную порцию огня. Вслед за яркой вспышкой, как на праздничном салюте, над головами собравшегося люда взметнулись кепки и из конца в конец покатилось:

— Ура-а-а-а! Свобода! Да здравствует свобода-а-а-а!

— Да здравствует свобода-а-а-а! — кричала Ольга вместе со всеми под удивленными взглядами оператора и той девчонки в медицинском халате.

Как сочно, с пафосом звучат эти красивые слова под грохот канонады, как пьянят они и побуждают к немедленному действию!

И на набережной, удесятеряясь в яростном напоре, с новой силой разгорелась затихающая было рукопашная схватка. Все безжалостней становились удары, все громче вопли и стоны, все злобнее лица и яростнее русский мат…

Аня отшатнулась к стене от горящего ненавистью взгляда гостьи. А в затененных длинными ресницами глазах соперницы Ольга вновь увидела отблески пламени Белого дома и огоньки скорбных свечей…

Сколько времени прошло от начала побоища — час, два часа, а может — всего-то десяток минут?.. Люди бьются жестоко, насмерть, потеряв ощущение времени. Рядом с Аней рухнул на грязный и мокрый асфальт пенсионер, сжимая в руках обломанное древко от красного флага. Она распахнула медицинскую сумку, кинулась к нему на помощь. А тут прямо на нее валится парнишка-милиционер, обливается хлынувшей из-под каски кровью.

— Хватит сопли жевать! Снимай! — слышит Аня, освобождая голову милиционера от каски.

Она поднимает глаза и встречается взглядом с глазами известной красавицы телеведущей.

— Дочка… Дочка… — раздается хрип поверженного старика. Аня вынимает руку из-под его затылка — пальцы ее залиты теплой, густой и липкой кровью. Камера оператора уже глядит в другую сторону… Спешит запечатлеть исторический момент.

Аня провела рукой по лицу, словно снимая паутину, мешавшую смотреть.