Читать книгу - "Зеркало для героя - Андрей Дышев"

На примусе мы поджарили баночной ветчины с яичницей, за ужином и познакомились. Матроса звали Хосе, было ему тридцать лет, и мечтал он купить яхту. Когда за окнами «маяка» стемнело, я пошел наверх, предпочитая спать в кровати, где спала Анна.

– Не советую, – покачал головой Хосе. – Я обычно сплю внизу. Оттуда легче унести ноги в случае опасности.

Я пожелал невольному отшельнику спокойной ночи и поднялся в спальню.

– Эй! – донеслось снизу. – Надеюсь, ты не станешь зажигать свечи?

Я хорошо понимал его. Матрос прожил на острове больше месяца, он видел и знал намного больше меня, и у него, само собой, были все основания опасаться за свою жизнь. В его глазах я выглядел легкомысленным и самоуверенным драчуном, каким мне сначала казался Дик, и Хосе считал необходимым давать мне советы и предостерегать от возможных неприятностей.

Я успокоил его, пообещав, что не только не буду зажигать свечей, но также не посмею храпеть и выходить из спальни по малой нужде.

Вскоре стихли шаги матроса и его кашель. Я неподвижно лежал поверх покрывала, глядя на конусообразный потолок, на который оконные рамы от восходящей луны отбрасывали тень, похожую на гигантскую паутину. Я представлял, как всего несколько ночей назад здесь, под этой тенью, в полном одиночестве, лежала Анна, так же смотрела в потолок и прислушивалась к мерному шуму волн, накатывающих на берег. О чем она думала тогда? Вспоминала ли меня? Отводила ли она мне какую-либо роль в своих ошеломляющих замыслах?

Я повернулся на живот, утопая лицом в подушке. Горьковатый запах духов Анны вызвал в душе такие яркие воспоминания, что у меня мучительно заныло под сердцем. Казалось, что Анна сейчас где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в то же время – бесконечно далеко от меня, и расстояние это непреодолимо. Я не хотел обманывать себя, и интуиция говорила, что в жизни Анны произошло нечто такое, что в мгновение изменило ее, удалило на бесконечность и вычеркнуло меня из ее сердца. Это рано или поздно должно было случиться. Я не ценил Анну так, как она того заслуживала, я привык, что она всегда была рядом со мной и будет довольствоваться нашими неопределенными отношениями полусемьи, полудрузей и полулюбовников.

Я протянул руку к тумбочке, коснулся панели магнитолы и нажал на кнопку воспроизведения. Динамики тихо зашипели. Музыка, которую слушала Анна, не зазвучала. Кассета оказалась чистой, во всяком случае, после того места, на котором лента была остановлена.

Я отмотал немного назад и снова включил воспроизведение. И тотчас комната наполнилась голосом Анны: «…удастся увидеть какие-либо признаки подготовки к загрузке товара: рабочие могут переносить тюки, возить на тележках баулы, словом, во всякой муравьиной возне можно заметить что-нибудь полезное. Это будет очень удачный момент, тем более что Гонсалес в это время будет находиться в море, на одном из катеров…»

Очень кстати! Это было что-то вроде звукового дневника или письма, адресованного, может быть, нам с Владом.

Я сел в постели, бережно взял магнитолу в руки, поставил ее на колени и перемотал кассету в начало. Записано было немного, и я понадеялся, что энергии в батарейках хватит на то, чтобы можно было прослушать всю запись.

Громкость я убавил до такой степени, чтобы за пределы спальни звук не проникал, и слушал голос Анны, лежа головой на динамике, как на подушке.

«Столько событий, я так взволнована, а до выхода на связь с комиссаром еще целых два дня! Я просто умираю от желания поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями от пережитого. Сторожевые псы плохие слушатели, они нетерпеливы, часто перебивают своим лаем и норовят лизнуть в лицо. Хорошо, что я нашла в доме магнитолу. Она молча мотает на свой ус все, что я ей говорю, и у меня есть надежда, что кассету удастся передать на материк с каким-нибудь рыболовецким судном, которые проходят мимо острова довольно часто.

Чутье не подвело Влада – остров прекрасен. Может быть, мое сравнение будет не совсем удачное, но с вертолета он напоминает круглый белый хлеб, который испекли на наклонном противне, и оттого масса теста переместилась к одному краю (восточному), образовав там неприступные скалы с глубокими промоинами и утесами. Противоположная, западная, сторона представляет собой невысокое, ровное, как стол, плато, имеющее форму серпа. Там я разглядела постройки, спрятанные под сенью деревьев. Южный и северный берега острова идеально подходят для воплощения идеи Влада: белый песочек, мелководье, лохматые пальмы и пологий подъем, где природа постаралась и создала террасы, словно специально предназначенные для дорог и капитального строительства.

Я думала, что Гонсалес сразу же представит меня Августино, но ошиблась. Вертолет приземлился где-то на юго-востоке, на маленькой площадке, поросшей выжженной травой. Неподалеку возвышалось белое цилиндрическое здание, построенное в стиле маяка. Вокруг него когда-то был прекрасный сад, к которому как минимум год не прикладывались руки садовника. И этот умирающий сад оказался самым тяжелым зрелищем первого дня.

Гонсалес со своей неизменной улыбочкой смотрел, как я хватаюсь за голову и ищу садовые инструменты. Не располагая временем наблюдать за моими поисками, он пригласил меня в дом.

Внутри дом производил не менее унылое впечатление, чем сад, хотя было заметно, что к моему приезду здесь мало-мальски пытались навести порядок. Полусумрачная гостиная, свет в которую проникал из двух крохотных окошек, напоминающих крепостные бойницы, была заставлена антикварной мебелью эпохи английского колонизаторства в Индии. Но не это омрачило мое настроение. Гонсалес, наблюдая за тем, какую реакцию произведут на меня его слова, пояснил, что в этом доме Августино прожил практически в одиночку свой самый трудный год жизни – когда погибла дочь Валери.