Читать книгу - "Выбор чести - Даниил Калинин"

Довольно скоро мои догадки полностью подтвердились. У немцев появились средние и тяжелые танки, а французская промышленность запустила в массовое производство новое противотанковое орудие калибра 47 мм. Его тут же начали изучать в школе; мне (да и всем курсантам) оно понравилось гораздо больше пушки Гочкинса. Однако был один существенный недостаток и у этой артиллерийской системы: ее малочисленность.

Еще бо́льшую тревогу у меня вызывали зенитные орудия. Не понаслышке зная возможности немецкой авиации, я с внутренним содроганием взирал на 3-дюймовые зенитные орудия Шнайдера, оборонявшие в прошлой войне Париж. Тогда они были достаточно эффективны против цеппелинов и первых бомбардировщиков, но именно в авиации немцы сегодня добились максимального технического развития! И разве можно было сравнить устаревшие французские пушки с 88-мм «монстрами» нацистов, которые я видел во время боев на Харама? На вооружении французов также состояли 40-мм зенитные пушки «Бофорс» и 25-мм зенитные орудия Гочкинса, некоторое количество «эрликонов». Но этих орудий было сравнительно немного, и в сумме они не могли обеспечить надежную защиту от атак с воздуха.

Добавить к тому, что основу дивизионной артиллерии составляло 3-дюймовое орудие Шнайдера, принятое на вооружение еще в конце XIX века, а парк тяжелой гаубичной артиллерии был практически полностью представлен «пушками-ветеранами»… В общем, картина вырисовывалась тревожная. Оригинальной (и в чем-то более совершенной) была крепостная артиллерия, принятая на вооружение гарнизоном линии Мажино – но мне предстояло стать лейтенантом в обычном пехотном полку. Да и не вытащишь из дотов орудия, прикрепленные к потолочным рельсам…

Нет, все это тревожило меня. Но, с другой стороны, ситуация в общем казалась не такой уж и плачевной. Во-первых, французская армия располагала значительным количеством мощных, хорошо бронированных танков, вооруженных аж 75-мм орудиями! Это даже не советские Т-26 – которым не было равных в битвах на испанской земле. Последние значительно уступали французским машинам.

Во-вторых, нельзя было сбрасывать со счетов «неприступную» линию Мажино. Конечно, меня волновал тот факт, что инженеры, возводящие ее, создали «Центурион» вокруг Бильбао. И «железный пояс» совершенно не оправдал надежды басков – но ведь его и не достроили! Тем более что планы оборонительных сооружений своевременно оказались в руках франкистов. А вот три полосы обороны, достигающие в глубину до 90–100 километров и опирающиеся на старые французские крепости вроде Вердена – они вызывали доверие. Курсантов несколько раз отправляли на стажировку к артиллеристам линии, и на всех нас произвела глубокое впечатление продуманность обороны. Подземные тоннели, соединяющие подземные форты, мощнейшие доты, пулеметные турели, «вырастающие из земли» за счет хитрых механизмов, – и все это под прикрытием дальнобойной артиллерии на железнодорожном ходу! Я представил себе, что мне пришлось брать эту линию в лоб со своими наваррцами, и внутренне ужаснулся. Нет! Даже представлять себе такое страшно!

Пускай ничего по-настоящему «неприступного» в этом мире нет, но чтобы прорвать укрепления линии, требовалась наверняка мощнейшая концентрация войск на одном участке. А пока они будут прорываться (мгновенно несколько десятков километров укреплений и ловушек не пройдешь), место прорыва перекроют заранее подготовленные резервы.

Французское командование было убеждено в том, что линия Мажино на всем протяжении франко-германской границы практически непреодолима. Опираясь на ее форты, можно не самыми большими силами сдерживать многократно превосходящие удары противника – это прекрасно понимали и немцы. Так что удар вермахта ожидался в Бельгии – там, где германцы уже один раз смогли добиться успеха.

И действительно, такое решение диктовал здравый смысл. Во-первых, бельгийская армия была несравненно слабее французской. Во-вторых, ее границу не перекрывали мощнейшие оборонительные сооружения – ведь когда Бельгия расторгла с Францией военный союз, последняя не смогла достроить линию Мажино на германо-бельгийской границе (по «прямой линии»). Вместо этого ее достроили по франко-бельгийской, значительно растянув – и именно здесь укрепления были самыми слабыми, а глубина обороны самой незначительной. Так что здравый смысл подсказывал немцам повторить план Шлиффена.

Но именно этого и ждали французы, сосредоточив на севере страны лучшие дивизии и собрав здесь большую часть бронетанковых сил. В случае нападения немцев на Бельгию предполагалось пересечь границу и встретить врага на чужой территории. Благо в стране-союзнице хватало удобных естественных рубежей в виде полноводных каналов с крутыми берегами.

Кроме того, в войне с Германией французскую армию должен был поддержать многочисленный британский корпус, а также непосредственно бельгийские и голландские армии. Перевес союзников в численности войск и бронетехники был однозначным; командование было непоколебимо уверено в том, что немцы и на этот раз намертво завязнут в их обороне.

Так что мне, казалось бы, было нечего опасаться надуманного отставания военной теории французов, техническую слабость орудий которых с лихвой должны были окупить ее многочисленность и подготовка артиллеристов.

Казалось бы…