Читать книгу - "Чемпион тюремного ринга - Александр Тамоников"

Илья присоединился к спасателям. Разбирать груду обломков было каторжным занятием. Мужчины, кряхтя, оттаскивали фрагменты кирпичных стен с задубевшим раствором, обломки кровли, потолочных перекрытий. Завалы разбирались медленно, слой за слоем. В стороне плакали женщины, боясь приближаться. Видимо, близкие родственницы этой семьи.

Кто-то обнаружил под куском застывшего цемента раздавленную человеческую руку и закричал. Люди заработали энергичнее, оттаскивали части стенной перегородки, обломки кровати. Вскоре они начали извлекать тела, вернее, куски таковых.

Кого-то вырвало. Истошно заголосили бабы на задворках. Спасатели тащили мешки, чтобы не демонстрировать публике жуткие находки.

Илья стоически относился к подобным зрелищам, но и его чуть не стошнило. Несчастные даже не поняли, что произошло. Снаряд – или мощная мина? – пробил крышу, потолочное перекрытие первого этажа и в клочья разнес обе спальни вместе с людьми. Их завалило уже мертвых.

Ткач с ужасом смотрел на женское тело в оборванной сорочке. Мятую, деформированную голову извлекли отдельно. Антону Сергеевичу оторвало ноги и руку вместе с плечевой сумкой.

Глаза у покойников были закрыты. Они даже не успели проснуться. Может, так и лучше умереть – во сне, ни о чем не подозревая?

Третью страшную находку мужики извлекли из соседней комнаты. Это была Карина, старшая дочь. Спасатель рычал, чтобы закрыли ее, не показывали людям. Это же не цирк, право слово! Но кто-то замешкался. Худенькое тельце передавали по рукам, люди отворачивались, старались не смотреть. Слезы наворачивались на глаза.

Илья прекрасно помнил эту девочку. Тогда еще она была единственной в семье. Бегала по лужайке перед домом, хвасталась новым розовым бантом и игрушечным телефоном, который пищал при нажатии кнопок. Карина при этом разражалась звонким смехом.

Рыдали пожилые женщины, пытались отобрать у спасателей безжизненное тельце. Видимо, теща и свекровь. Они были не в себе. Рядом возникли равнодушные санитары в белых халатах и защитных штанах, силой повели их подальше от кошмара.

Вдруг в развалинах раздался тихий детский плач. Все застыли, чуть ли не с ужасом уставились друг на друга. Это было что-то запредельное, невозможное. Люди выходили из ступора, переглядывались: не почудилось ли? Снова заплакал ребенок, и все пришло в движение.

Старший из спасателей кричал, чтобы не лезли как бараны. Не дай бог упадет что-нибудь, висящее на честном слове, и повлечет цепную реакцию. Осторожно!

Люди почти не дышали, на корточках расчищали подход к вертикально сомкнувшимся плитам. Они освобождали завал, снимали с накренившейся балки перекрытия фрагменты кровли с шифером, обгоревшие куски стропил.

Самый худой спасатель полез в образовавшуюся нору и извлек оттуда четырехлетнюю девочку, абсолютно целую, но испачканную с ног до головы. Малышка ревела.

Елизавета подскочила, схватила ее на руки и отбежала подальше от развалин. Она посадила девочку на бочку, стала лихорадочно ощупывать, осматривать, попутно гладя по головке и говоря ласковые слова. Крошка размазывала слезы кулачками, звала маму.

Люди обступили их. Это действительно было невероятно.

У каждой девочки имелась своя спальня. Комната Зои находилась с краю. Осколки сюда не долетели. Часть стены устояла, а сверху ее накрыла рухнувшая плита перекрытия. Девочка потеряла сознание и всю ночь пролежала без чувств на своей искореженной кроватке. Дым от пожара поднимался вверх. Плиты защитили малютку от запаха гари. Она не пострадала и, видимо, только недавно пришла в себя.

Елизавета закутывала ребенка в какие-то тряпки, ругалась с командиром спасателей, ни в какую не хотела отдавать Зою обезумевшим родственницам. Может, потом, когда-нибудь, но не сейчас. Она способна успокоить ребенка, одеть, накормить и обеспечить ему приличное существование. Ведь девочка росла у нее на глазах, они знают друг друга. И вообще Елизавета по профессии медик!

Командир в итоге махнул рукой. Мол, делай что хочешь. Пристраивать сирот в мою компетенцию не входит. Девочку унесли в дом, а части тел ее родных стали загружать в подъехавший фургон для отправки в морг, расположенный в Мазино.

Это был тяжелый день. Глава местной администрации, черный от усталости, бродил по поселку в сопровождении представителей армии ДНР, разговаривал с местными жителями. Они единодушно утверждали, что снаряды и мины летели с запада, откуда же еще?

Но зачем? У любого обстрела, даже самого жестокого и циничного, должен быть смысл. Ради чего уничтожать мирных жителей? Чтобы еще больше разозлить выживших?

Самые догадливые вздыхали. Дескать, политика, мать ее! Провокация с целью запустить очередной виток лживой пропаганды. Ополченцы обстреляли свою территорию! Украинцам только повод нужен, чтобы двинуть вперед огромную, вооруженную до зубов махину, зависшую на западных рубежах мятежных республик. Сколько можно ей впустую жрать хлеб и переводить казенный бензин?

Составлялись списки погибших и раненых, описывался ущерб с точностью плюс-минус километр, раздавались пустопорожние обещания похоронить за казенный счет, возместить убытки.

Старший лейтенант Ткач в мрачнейшем расположении духа бродил по селу, здоровался со знакомыми, выслушивал их печальные истории. Люди спрашивали у него совета. Что делать, как дальше жить? Когда все это кончится? Он сокрушенно вздыхал, отговаривался. Дескать, я советы не даю, потому что самому нужны.

Вторую половину дня Илья провел дома. Елизавета уложила девочку, немного посидела с ней и вышла в зал, где в подавленном расположении духа сидела семья.

Илья опять затянул надоевшую песню о переезде в какой-нибудь спокойный уголок земного шара.

Родители отнекивались. Во-первых, им на старости лет не нужна лишняя головная боль, а любой переезд чреват ею. Да и сыну ни к чему навешивать на себя дополнительную заботу. Проживут, ничего им не сделается. Ведь сам говорил: больше бомбить не будут. Разовая акция.

– Не должны, – сказал Илья и пожал плечами. – Да вот только каратели в последнее время стали какими-то непредсказуемыми. Один черт знает, что им в головы взбредет… Ладно, – скрепя сердце согласился Илья. – Живите, но обязательно приспособьте подпол в качестве бомбоубежища и при первых же подозрительных звуках прячьтесь туда.

– Это можно, сынок, – согласился Владимир Иванович. – Подпол у нас глубокий, знатный. Завтра же начну приводить его в порядок. Пусть соленья подвинутся.

– Никуда мы не уедем отсюда, Илюша, – грустно глядя ему в глаза, сказала Елизавета. – Мы народ, а не население. Если все отсюда рванут, то кого вы будете защищать? Пустые жилища и подвалы с прошлогодними огурцами?

Брат посмотрел на нее с печальной иронией. Елизавету иногда заносило в ненужный пафос. Семье Скобарей ведь тоже предлагали уехать в Россию. Отказались, и вот что из этого вышло. Могли бы жить сейчас. Карина не лежала бы в морге раздавленной тряпочной куклой, а радовалась бы жизни, готовилась бы к поступлению во второй класс.