Читать книгу - "Золотая лихорадка - Наталья Корнилова"

По пути я услышала много слов, но процент тех, что говорились по существу, был чрезвычайно невысок. Судя по всему, Саша Ракушкин и Коля Кудрявцев пользовались вольностями своей нынешней жизни в полном объеме. Иногда даже сверх оного. Объем вольностей был прямо пропорционален литрам выпитых алкогольсодержащих жидкостей и обратно пропорционален степени конструктивности беседы. Особенно усердствовал троллейбусный кандидат наук, который приехал на раскопки без супруги, забытой в славном городе Энгельсе. Колю-то Кудрявцева его благоверная ждала в лагере.

Лагерь так называемых археологов оказался в живописнейшем месте, в котловине между двумя пологими холмами. Неподалеку влекла свои воды река, а совсем-совсем близко, судя по рокоту, было и море. Ракушкин, который к тому времени выглядел благодушнейшим из смертных, сделал широкий жест рукой, предположительно открывающий широкую панораму с холма, на который взлетала грунтовая дорога, и сказал:

— Огарки эллинской цивилизации. Но здесь, признаться, так сказать, лежит мощнейший культурный пласт, который мы по мере возможности стараемся осветить. Правда, время от времени мера меряется литрами. И это не всегда есть gut.

— Это правда, — авторитетно подтвердил Кудрявцев, энергично кивая с такой амплитудой, что я побоялась за сохранность его шеи. Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась красной и могучей, так что физические упражнения были ей даже на пользу.

В расположении лагеря горели два костра. Вокруг источников света стояли четыре палатки, а пляшущие языки пламени являли фантастическую картину переплетающихся теней, полутонов, перетеканий одних колеблющихся контуров в другие. Контуры принадлежали десятку или более того людей, никто из коих не сидел спокойно на месте. Все сновали, суетились, нарезали круги между палатками; в близлежащих зарослях мелькали фонари, по растущему неподалеку мощному дереву карабкался некто с фонариком в зубах, очевидно, относящийся к той же веселой компании.

— Вот здесь мы и отдыхаем, — подытожил Коля Кудрявцев, переключая скорости, — а это, как легко догадаться, наши товарищи. Что-то опять они разбегались.

— Небось снова Штык потерялся, — предположил Ракушкин, вытягивая губы трубочкой. — Нажрался и закатился в раскоп. Ищи его теперь.

«И все от пьянства, — подумала я. — И кто бы мог заподозрить моего босса в том, что он может вписаться в подобную куда как веселую и разношерстную компанию? Коньячку он, конечно, всегда любил выпить, но чтобы так…»

Ракушкин, казалось, прочитал мои мысли, потому что повернулся и назидательно произнес:

— Вы, Маша, ничего такого не думайте. Между прочим, почтенная Мария, вы не правы, если думаете, что все пороки общества проистекают от пьянства. Тем более что мы вас вызвали по пьяной лавочке. Нет уж! Пьянство — оно, конечно, есть откровенное социальное зло. Но буде вам известно, был такой греческий мудрец Сократ.

— Известно, — сдержанно сказала я.

— Так вот, Сократ утверждал, что пьянство вовсе не формирует в человеке пороки, нет! Оно их просто выявляет. И правильно! Если человек подлец и себе на уме, то по-трезвому он может скрывать от общества свою сердцевину. А уж ежели он выпьет чего-нибудь приятного, вроде спирта медицинского ректификованного, то уж тут он никак не удержится от того, чтобы не открыть свою истинную личину. Понимаете?

— Она-то понимает, — отозвался Кудрявцев, останавливая машину, — а вот ты, Саша, кажется, не понимаешь, что мы уже приехали.

— Конечно, конечно! — встрепенулся тот и, не открывая дверцы, полез в окно. Человек он был немаленький, так что застрял немедленно, да в таком положении и захрапел.

Коля Кудрявцев растерянно на него посмотрел.

— Нет, оно, конечно, ничего, — сказал он, ни к кому не обращаясь и, по всей видимости, успокаивая самого себя. — Только мне потом опять машину мыть придется.

Саша Ракушкин, вывалившись из окна до половины, мирно почивал вниз головой. Полз храп. Лоб кандидата исторических наук и водителя троллейбуса по совместительству почти уткнулся в траву, прохладную, темную, пронизанную тонкими ароматами накатывающейся украинской ночи…

Я и Коля Кудрявцев вышли из машины и двинулись к ближнему костру. Возле него сидели две женщины, и по тому, с каким оживлением одна из них подняла голову при приближении Кудрявцева, я поняла, что это его жена, Аня. Та, в которую, по его собственному признанию, был когда-то влюблен Родион Потапович. У нее были тонкие, несколько неправильные черты лица, капризный рот, на щеках плясали блики от костра, а в больших глазах поблескивало что-то обманчиво расслабленное, влажное.

— Коля, — сказала она, — я вас сегодня не ожидала.

Вторая женщина едва ли могла быть мною опознана (я и Аню-то Кудрявцеву угадала лишь по косвенным признакам), однако же подскочивший к костру мужчина сказал с довольно сильным кавказским акцентом:

— Ну что, умный дэвочка Юля Ширшова, я тэбэ говорил, что нужно было у нас в Сочи оставаться или вообще поехать на Кипр, а ты — туда, сюда, здесь лучше, романтыка, в поисках прэкрасного!.. Я бы не сказал, что тот, кого мы сейчас ищем, очень уж прэкрасен.

— Не гнуси, Инвер, — ответила Ширшова, с которой, по уверению моих спутников, накануне своего исчезновения в подпитии два раза поцеловался мой босс. — Думаешь, мне это очень нравится? Только нужно было сразу его, как говорится, выгонять из похода, а не теперь — задним числом.

— А кто, собственно, пропал? Кого, кого ищем-то? — с тревожными нотками спросил Коля Кудрявцев, приближаясь к костру.

— А все того же, — ответила Аня. — Драгоценный Штык твой пропал. Кстати, он все Ракушкина искал, а когда ему отвечали, что Ракушкин в город уехал, все хохотал идиотски и порывался «посушиться», как он сам говорил. В костер прыгал. Приходилось вытаскивать, чтобы ожогов не получил. Джордано Бруно хренов.

У меня в Сочи есть знакомые, — сказал Инвер без особого оживления. — Ладно уж были бы, как я, то есть чурки с гор, так нет же, русские. Открыли гриль-бар, назвали — нарочно не придумаешь — «Жанна д'Арк». Хорошо еще, что не открыли дайвинг-клуб. Я бы предложил им название: «Му-му». А ты что же это, Коля, не познакомишь нас с дамой? — И он хитро глянул на меня. — Садитесь поближе к костру, а то тут, в этой местности, не так тепло, как может показаться. Меня зовут Инвер. А вы, очевидно, Мария?

— Она-то Мария, — недовольно проговорил Коля Кудрявцев. — А вот ты, Инвер, откуда знаешь, кто она такая?

— А мне Штык сказал, пока не пропал. А ему сказал Олег Стравинский, он около того костра на туфяке лэжит. А уж Стравинскому разболтал Ракушкин, твой компаньон.

— Как-кой еще компаньон? — непонятно отчего вздрогнув, спросил Кудрявцев. — А… нуда, Ракушкин. По секрету всему свету… Впрочем, с вашей братией никакого секрета не утаишь. Ладно. Это, как ты правильно сказал, Инвер, — Мария, она работает у Шульгина в Москве. Мария, а это вот наши отдыхающие. Не сказать, чтобы такие уж археологи, а так — шалопаи, джентльмены удачи. Это Инвер Кварцхелия, из Сочи, это — Костя Гранин. Он у нас типичный джентльмен удачи, в том смысле, что замашки — чисто пиратские. Ром из горлышка пьет, а за неимением рома — все, что придется. В миру же Инвер — архитектор, а Костя работает в фирме по продаже газового оборудования, в Ярославле он живет.