Читать книгу - "След Бешеного - Виктор Доценко"

— Открывайте, — кивнул Богомолов.

Если до этого генерал еще тешил себя надеждой, что здесь, возможно, какая-то ошибка, то когда взглянул на лицо покойного, сомнения все отпали: это было лицо Бешеного.

Савелий лежал на спине, и его лицо было таким спокойным, словно он просто заснул и сейчас встанет и спросит:

«А что это вы, ребята, такие грустные? Хлопотно все это… « Внимательно вглядываясь в лицо Савелия, с которым они столько всего в жизни испытали, что вполне могло хватить нескольким людям, Константин Иванович перевел взгляд на его предплечье, но оно оказалось девственно чистым.

«Странно, — подумал Богомолов, — о наколке Бешеного, эмблеме десантников в Афгане, напоминающей череп с костями, из-за которой его прозвали в Афганистане Рэксом, легенды ходили, а сейчас ее нет… Сводить ее сам он ни за что бы не стал… Стерлась, что ли? А может, у мертвых наколка бледнеет?.. « Генерал хотел было поинтересоваться у врача, но посчитал это неуместным и вопрос оставил на потом, Константину: может быть, тот что знает?

Еще больше задумался бы генерал, если бы знал, что кроме наколки, сделанной в Афганистане, у Савелия, в том же самом месте должен быть ожог в виде удлиненного ромба— знак Посвящения… Неужели и Космос отвернулся от него?..

Народу на похороны собралось огромное количество. Гроб с телом Савелия, усыпанный цветами, стоял в фойе Дома офицеров. Перед гробом на красных бархатных подушечках лежали ордена и медали, у стенки — многочисленные венки. Каждые полчаса в изголовье менялся почетный военный караул: по одному офицеру с каждой стороны гроба.

Прощание началось с девяти часов утра, но люди стали приходить гораздо раньше. Рядом с военным караулом, с траурными повязками на руке, меняясь каждые пятнадцать минут, стояли многие известные всей стране люди. Прислал теплое соболезнование первый Президент России: по-видимому, здоровье не позволило приехать проститься с ним. Не смог прийти и Виктор Черномырдин, который накануне повредил себе ногу, участвуя в пробеге на снегоходах.

Но могли ли не проститься с Савелием Павел Грачев и Борис Громов, знавшие покойного еще по Афганистану, и сотни и сотни афганцев, приехавших из разных городов бывшего Советского Союза, чтобы отдать последнюю дань памяти честному и смелому человеку. Именно в такие моменты стираются границы между бывшими братскими республиками…

Церемония прощания планировалась до трех часов дня, но людей оказалось столько, что ее продлили еще на час, потом еще. И только в начале шестого огромный кортеж машин двинулся в сторону Троекуровского кладбища. Каждые пятнадцать минут, словно водители договорились заранее, синхронно звучали гудки двигавшихся колонной машин, и к их хору обязательно присоединялись гудки всех проезжающих мимо, словно хотя бы таким образом почтить память великого человека.

Перед тем как процессия тронулась от Дома офицеров, к Константину Рокотову подошел Ростовский и протянул ему видеокассету.

— Что это?

— Все, что происходило в цехе… сам увидишь…

— Спасибо, Андрюша, — тихо сказал Костик и прижал кассету к груди…

Попрощаться с Бешеным пришли не только те, кто близко знал, любил покойного и кто дружил с ним и поэтому считал своим долгом отдать другу последнюю дань. Были на кладбище и те, кто ненавидел Савелия лютой ненавистью и пришел сюда лишь для того, чтобы воочию убедиться, что его уже можно не бояться.

Благодаря стараниям Михаила Никифоровича последнее пристанище для Бешеного было, подобрано буквально в нескольких метрах от могилы его друга — Олега Вишневецкого.

Как Михаилу Никифоровичу удалось за такое короткое время сделать памятник, остается полной тайной. Но у могилы стояла черная гранитная плита, на которой был выбит точный портрет Савелия с его неизменной улыбкой. Казалось, он говорит всем присутствующим:

«Не унывайте, ребята: Мухтар постарается!»

Что в Доме офицеров, что на кладбище, на специально принесенной скамеечке, Джулия сидела рядом с гробом Савелия и не мигая смотрела на него. Сидела молча и неподвижно, словно статуя.

Нет-нет да и катились по ее щекам крупные слезы отчаяния и скорби. Рядом с ней все время находились Андрей Воронов и его жена Лана, которая, вытирая слезы Джулии, не замечала своих, текущих, не прекращаясь ни на секунду.

Чуть сзади родных стояло пятеро десантников с автоматами на груди. Именно им выпало производить троекратный салют.

Выступающих было очень много: каждый хотел сказать о покойном то, что, по его мнению, было известно только ему одному.

Мы же остановимся только на речах трех человек…

Как и положено по старшинству, да и по высокому чину, первым взял слово Богомолов:

— Друзья мои! Для меня и для многих из вас сегодня не только день траура, а самый настоящий черный день. Сегодня мы провожаем в последний путь не просто нашего товарища, не просто дорогого нам человека, а Человека с большой буквы! Даже я, проживший большую и долгую жизнь, часто ловил себя на мысли о том, что мне во многом хочется быть похожим на Савелия, брать с него пример. — С трудом сдержав волнение, генерал продолжил: — Савелий никогда не ловчил, никогда не преступал грань бесчестья. Савелий никому не отказывал в своей помощи, и всякий раз эта помощь оказывалась нужной и своевременной. Я уверен, что своей жизнью Савелий доказал всем, что можно жить по нормальным, честным правилам и законам. И наверняка есть много людей, которые живут только лишь потому, что Савелий вовремя пришел и протянул им руку помощи. Он оставил после себя сына, имя которого тоже Савелий. И я убежден, что его сын вырастет настоящим человеком, достойным своего великого отца.

Милая Джулия, в свое время ты потеряла отца, потом мать, а сейчас любимого мужа, который так тебя любил, как вряд ли мог еще кто-то. Представляю себе, какую боль ты сейчас испытываешь, но ты должна думать о сыне и воспитать его красивым и сильным человеком. И запомни навсегда, что все друзья твоего мужа — это твои друзья и ты в любой момент можешь рассчитывать на нашу поддержку, опереться на наше плечо. Почему-то мне верится, что пройдет время и о Савелии Говоркове будет написано много книг, в которых молодые будут находить прекрасные примеры из жизни настоящего человека и учиться у него. И именно эта молодежь построит новую Россию, к которой будут с уважением относиться другие народы.

Спи спокойно, мой незабвенный друг, мой крестник! Пусть земля будет тебе пухом…

После генерала говорили многие. Наконец к гробу подошел Андрей Воронов, чтобы сказать последнее слово.

— Савушка мой, братишка мой милый… — тихо заговорил он, но вдруг уткнулся Савелию в грудь и, не в силах сдерживаться, горько зарыдал.

Никто не посмел нарушить этот искренний выплеск боли родного и близкого покойному человека.

Вмешаться в ситуацию решил Ростовский: он подошел к брату покойного, оторвал его от гроба, прижал к своей груди и тихо прошептал: