Читать книгу - "Из любви к искусству - Андрей Воронин"

– Я тебя люблю, – сказал Дорогин.

– Ну и что? – ответила Тамара и вышла из машины, сильно хлопнув дверцей.

Она поднялась по ступенькам крыльца, швырнула в урну недокуренную сигарету и скрылась за тяжелой стеклянной дверью вестибюля, ни разу не обернувшись.

Дорогин проводил ее взглядом, щелкнул чучело рыбы-попугая пальцем по желтому клюву и сказал:

– Хорошо тебе, рыба. В море было хорошо, а теперь еще лучше. Ни забот у тебя, ни хлопот…

Рыба молчала, раскачиваясь из стороны в сторону на тонкой леске и глядя мимо Дорогина стеклянными бусинками глаз. У нее был глупый и самодовольный вид, и Муму некстати вспомнилось, что рыбы-попугаи пользуются своим птичьим клювом не только для того, чтобы отщипывать кусочки водорослей: при случае эти симпатичные создания не прочь закусить кем-нибудь из своих собратьев. Советоваться с рыбой-попугаем было бесполезно: она жила за гранью понятий о добре и зле – и тогда, когда свободно плавала в теплом прозрачном море, и теперь, когда от нее ничего не осталось, кроме пустой, покрытой толстым слоем блестящего лака оболочки.

Он завел двигатель и перестал обращать на рыбу внимание. Дома у него накопилась масса дел, которые он основательно запустил, сначала отдыхая на Адриатике, а потом мотаясь по городу в компании Белкиной. Дела эти были в основном чисто хозяйственными, мелкими и неважными, и это было просто отлично: хотя бы ненадолго сосредоточиться на мелочах, из которых в итоге и складывается жизнь.

Вернувшись домой, он заставил себя позвонить Варваре и справиться, все ли у нее в порядке. Белкина сообщила ему, что у нее все о'кей: она только что проснулась, выпила кофейку, позвонила в редакцию, чтобы сообщить, что оставленное для ее статьи место можно считать свободным, выдержала по этому поводу бурное объяснение с главным редактором и теперь валяется на диване и перечитывает Мопассана, чтобы, как она выразилась, вернуть себе интерес к жизни.

– Ну и как интерес? – спросил Дорогин. – Возвращается?

– Представь себе, – ответила Варвара. – Искусство обладает волшебной силой… Так бы и прыгнула на кого-нибудь.

– У тебя что, Мопассан с картинками?

– Тундра ты, Дорогин. Мопассану никакие картинки не нужны. Приезжай ко мне. Я тебе почитаю вслух, и ты сам в этом убедишься.

– Тьфу, – сказал Дорогин, и они распрощались. Голос Варвары показался ему чересчур ровным и спокойным – совсем как накануне вечером, после телефонного звонка, который застал их на квартире Перельмана. Дорогин пожал плечами: в конце концов, если в этом и было что-то удивительное, так только то, что Варвара до сих пор ухитрялась держать себя в руках.

Любая женщина на ее месте (да и многие из знакомых Дорогину мужчин) давно билась бы в истерике или ушла в беспробудный запой, стаканами хлеща адскую смесь водки с валерьянкой, а Варвара всего-навсего перечитывала Мопассана и казалась при этом чересчур спокойной. Оставалось только гадать, чего ей стоило это видимое спокойствие.

«Ничего, – подумал Дорогин, кладя телефонную трубку на рычаги. – Оклемается. Ведь нельзя все время выигрывать. Это расслабляет, и ты понемножечку утрачиваешь такую необходимую в наше время способность держать удар. А потом судьба щелкает тебя по носу, и с непривычки это кажется тебе полным крушением, катастрофой… Нет, все-таки Варвара молодец. Она не привыкла проигрывать, но при этом держится на удивление хорошо. Достойно держится… Надо же – Мопассан!»

Он переоделся в домашнее и отправился в санузел на первом этаже, где почти полтора часа провозился с забарахлившим смывным бачком. Сантехника, в особенности импортная, никогда не была его стихией, и, когда упрямый механизм наконец сдался, уступив его усилиям, Дорогин был с головы до ног перемазан мокрой ржавчиной и вдобавок зол как черт. Поэтому, когда в холле зазвонил телефон, его «слушаю» прозвучало, мягко говоря, не слишком приветливо.

– Так я и знала, – сказала Тамара. – Ты все-таки обиделся. Не обижайся, ладно? Подумай, каково мне. Ну хочешь, я извинюсь?

– Елки-палки, – сказал Дорогин, – конечно хочу! Очень приятно слышать твой голос, какие бы глупости он ни говорил. Давай извиняйся.

– Ну вот, – огорчилась Тамара, – мне уже расхотелось… Но если ты на меня не сердишься, то почему рычишь в трубку, как медведь?

– Понимаешь, – сказал Дорогин, – какой-то кретин так спроектировал смывной бачок, что разобраться в его устройстве сложнее, чем в конструкции реактивного двигателя…

– Подожди, – перебила его Тамара, – ты что, ремонтируешь бачок?

– Уже, – с гордостью сказал Дорогин.

– Что «уже»? Уже сломал?

– Уже отремонтировал. Пользуйтесь на здоровье. С вас бутылка, хозяюшка.

– Возьми в холодильнике, алкаш, – сварливо ответила Тамара. – Что это с тобой? – добавила она уже обычным голосом, в котором сквозило искреннее изумление.

– Есть о чем подумать, – с раскаянием сказал Дорогин. – Если муж решил заняться домашней работой, а жена вместо благодарности интересуется, здоров ли он, то мужу есть о чем подумать. Вот я тут подумал и решил начать новую жизнь…

– Со смывного бачка, – закончила за него Тамара. – Хорошенькая же это будет жизнь. Увлекательная.

– Опять она недовольна, – проворчал Муму. – Ей кажется, что в исправном смывном бачке маловато романтики. Уверяю тебя, в засорившейся канализации романтики еще меньше.

Но бывают исключения.

Если взять, например, полное собрание сочинений Александра Грина и по одной странице спустить его в унитаз, то канализация непременно засорится, и при этом в трубе не будет ничего, кроме романтики и некоторого количества грязной воды…

– Фу, – сказала Тамара. – Вот так шутка… Кажется, даже запашком потянуло.

– Это кто-то из твоих больных не дождался тебя с уткой, – поддел ее Дорогин.

– Очень может быть. Я ведь вовсе не собиралась с тобой болтать. Просто хотелось узнать, как ты там.

– И тут ли я вообще, – подсказал Муму. – Я тут, и у меня все в порядке. Беспокоиться не о чем. Бросай своих больных и приезжай. Полезем латать крышу на сарае. Если повезет, кто-нибудь из нас свалится оттуда и сломает ногу. Будет весело. Приезжай!

– Что-то мне не нравится твое настроение, – сказала Тамара.

– Мне тоже, – признался Муму. – Но к твоему возвращению я постараюсь исправиться. Идет?

– Договорились, – сказала Тамара. – Все, мне нужно бежать.

– Все так все, – вздохнул Дорогин. – Целую.

Распрощавшись с Тамарой, он сразу отправился латать протекающую крышу сарая. Работы оказалось совсем немного, и он управился с нею за какой-нибудь час. Сидя на пологом шиферном скате, он закурил и стал смотреть на дорогу, как будто ждал гостей.

"Вот оно, – подумал Дорогин, глубоко затягиваясь сигаретой. – Вот чего я жду с самого утра: гостей. Гостей или телефонного звонка с сообщением, что в Белкину стреляли и она лежит в реанимации, а то и в морге. Уж очень просто все получается: мы с Варварой впутались в историю, где людей прихлопывают одного за другим, как мух; потом кто-то позвонил и велел Варваре бросить это дело… Варвара послушалась и… И что? Что дальше? Дальше я должен поверить, что нас с ней оставили в покое, и заняться своими делами: чинить смывные бачки и протекающие крыши, думать, чем порадовать Тамару, когда она вернется с дежурства, и пересчитывать дурацкие деньги в дурацком тайнике…