Читать книгу - "Излом зла - Василий Головачев"

В двенадцать часов дня он вызвал Ельшина и Первухина, однако «разбор полетов» делать не стал, просто передал суть разговора с премьером и приказал «зачистить» все следы операции «Перехват».

– В принципе я уже начал эту работу, – сказал Генрих Герхардович. – Трое участников операции… э-э… выключены. Остались еще трое.

– С Ибрагимовым четверо.

– Хасана там не было, я даже не понимаю, почему его фамилия фигурирует в списке.

Бондарь знал, что это не так, но промолчал. Ельшин мог сделать для своего главного телохранителя любое алиби.

– Хорошо, а остальные?

– Люди Михаила.

– Я своих не отдам! – твердо заявил Первухин.

Бондарь налился темной кровью.

– Вы понимаете, генерал, что может…

– Понимаю, – отрезал Первухин, – но не отдам! В крайнем случае подсуну качественную дезу – «трупы» моих ребят, оказавших сопротивление и убитых «при попытке задержания». Кстати, там в вашем списке есть еще фамилии… это не мои люди.

– А чьи? – Бондарь остыл, надел очки и прочитал: – Парамонов, Горшин, Митина… Кто эти люди?

– Выясним, – небрежно бросил Ельшин. – Думаю, их-то как раз и надо будет передать чеченцам.

– Идите.

Генералы вышли, в приемной остановились у окна, Первухин закурил.

– Странно, что не сработала наша уловка – взвалить всю вину на «чистилище», – сказал Ельшин. – Хасан, что ли, прокололся… не понимаю.

– Генрих, я человек, в общем-то, незлобивый, – сказал Первухин, глотая дым и щурясь, – но предупреждаю: тронешь моих ребят – я твоего Хасана из-под земли достану! И тебе житья не дам. Так что подумай. – Он сильно затянулся, ловко бросил окурок в корзину под столом адъютанта Бондаря. – И сними свой «хвост» с меня, не то придется рвать с кровью. Адью.

Не глядя на Ельшина, начальник Управления спецопераций вышел из приемной, не отвечая на какой-то вопрос адъютанта. Генрих Герхардович задумчиво смотрел ему вслед. Потом встрепенулся и поспешил к себе. В кабинете его ждал майор Ибрагимов.

– Выяснил, кто был у меня на даче? – спросил Ельшин.

– Еще нет, – отвел глаза майор. – Ребята клянутся, что никого не видели и не слышали.

– Перекрыли подземелье?

– Так точно. Но тот, кто проник туда, отлично знал расположение телекамер и дежурного монитора. Непонятно только, что им было нужно, выше отметки «минус десять» они не поднялись.

Ельшин, который догадывался, что было нужно неизвестным взломщикам, делиться своими умозаключениями с подчиненным не стал. Ибрагимов знал о существовании подземного бокса со степенью защиты «четыре нуля», но даже не представлял, что там хранится.

– Твою голову затребовали чеченцы, – сказал Генрих Герхардович, наливая себе в стопку на два пальца коньяку, залпом выпил. – Ума не приложу, откуда у них данные по опергруппе.

Ибрагимов, привыкший к не раз ставившей его в тупик прозорливости генерала, промолчал.

– Ладно, это я выясню. – Ельшин говорил уверенно, однако в глубине его души уже поселился страх. Вчера он так и не смог вызвать Конкере, хотя файл вызова не пострадал: неизвестные диверсанты, свободно взломавшие защиту святая святых дачи генерала, включавшие (!) компьютер, память его не стерли. Генрих Герхардович представил, что могло случиться, сделай они это – кроме программы связи с Монархом он хранил в базе данных множество сверхсекретных документов, – и ему стало дурно. Он налил себе еще коньяку, потом сделал пару глотков прямо из горлышка, провел дрожащей рукой по лбу и сел за стол. Ибрагимов следил за ним молча, не выдавая своих чувств. Наконец коньяк начал действовать, и начальник Управления «Т» несколько ожил.

– Бери команду и езжай в Рязань. Задержишь там двух гражданских, они каким-то образом оказались в списке вместе с нашими парнями. Парамонов и Митина. Привезешь их сюда, живыми. – Ельшин поднял на майора остекленевшие глаза. – Живыми, понял? Я хочу выяснить, почему они фигурируют в этом проклятом списке. Ступай.

– Я хотел закончить сегодня с людьми Первухина.

– Позже. Я дам команду. Наблюдение с него сними.

– Но мы еще не вышли через него на Балуева. На квартире капитана нет и, похоже, не будет, скрылся.

– Оставь группу, может, появится. Первухина отпусти, пусть генерал отдохнет некоторое время.

– Есть, – безразличным тоном сказал Ибрагимов. – Все?

– Пока все, иди.

Майор вышел. Ельшин посидел немного в расслабленной позе и в три глотка осушил бутылку.

* * *

Напрягаясь так, что, казалось, вот-вот лопнут мышцы ног, и чувствуя, что не успевает, Тарас рванулся сквозь туго свистнувший воздух каминного зала к двум фигурам в коричневых плащах, нависшим над полураздетой женщиной в белом разорванном платье, но рука одного из убийц уже опустилась, вонзая в грудь женщины тускло сверкнувший кинжал, Тарас закричал… и проснулся от крика.

Подхватился, сел на кровати, глядя перед собой расширенными побелевшими глазами, упал навзничь обратно на постель. Припомнил лицо Елинавы, ее улыбку, мягкий, певучий говор и звонкий смех. Руки сами собой сжались в кулаки, но он заставил их разжаться и привычно нырнул в родник успокаивающей медитации, уже через минуту почувствовав себя лучше.

Сон, где Елинаву убивали наемники польского шляхтича Чемпуровского, которому она приглянулась во время посольского обмена в Грюнвальде – Горшин тогда служил начальником дружины русского посла Млынова, – уже давно не тревожил Тараса, так и не забывшего жену, и факт повторения сна говорил о каких-то грядущих переменах.

В действительности Елинаву убили в отсутствие Горшина, предварительно поиздевавшись над юной беременной женщиной в лесу, возле немецкой деревушки Фёльдберг, куда ее увезли слуги шляхтича. Почему во сне это действие происходило в каминном зале родового замка Чемпуровских, Тарас понять не мог до сих пор. Да, он потом нашел убийц и насильников, всех шестерых, и убил их в короткой и беспощадной сече, догнал и самого шляхтича – на границе немецких и польских земель, которую так и не пересек больше своевольный потомок князя Свицкого, но одного сделать не мог – найти и уничтожить Монарха Тьмы, чьим авешей был тогда Чемпуровский…

Достигнув внутреннего сосредоточения, Тарас «перенес» сознание в психофизический центр (хара – по терминологии восточных школ психотренинга) и обрел необычное состояние: тело как бы растворилось в воздухе, а сознание приобрело «вес», как бы окаменело и растеклось до пределов видимости гигантским лавовым полем. Затем стремительно понеслись мимо «пейзажи» чувственных озарений, которые трудно было описать словами: осознание бренности тела, иллюзорности жизни, собственной ничтожности по сравнению с пространством и одновременно огромности мира, осознание времени как бездны, тождества себя с другими, множественности проявлений реальности и, наконец, осознание Великой Пустоты… Сознание Тараса вошло в эту Пустоту и растворилось в ней. Тарас Витальевич Горшин, человек Внутреннего Круга и потому не совсем человек, наказанный старейшинами Круга за фанатическую приверженность идее мести, вышел в особое информационное поле мироздания, имеющее разные названия, известное исследователям эзотерического наследия древних цивилизаций под термином «астрал».