Читать книгу - "402 метра - Константин Костин"

— Пошла в жопу! — выругался я, пиная корпус кулачковой коробки.

У Макса хватило бы мозгов, чтобы состыковать это чудо с моей раздаткой, моего же опыта явно не хватало. Опыт — вообще, сила. Он делится на свой и чужой. Свой, конечно, лучше, но от чужого шишек меньше. Я в свое время выбрал второе, и теперь не мог справиться один. Помощь механика весьма пригодилась бы, но он до сих пор дрых в своем корыте. Черт! Да как их состыковать-то?

Вообще, я крут. Управился со всей работой всего за пятнадцать часов. Пришлось, правда, пожертвовать сном, но спать только время терять. Сколько, если подумать, можно сделать, если не спать вообще! Жаль, что это невозможно. Девиация сна и так сказалась на мне не совсем положительно — глаза слипались, голова шла кругом, мир перед глазами двоился и, местами троился.

Но я сделал все. В первую очередь — устранил полученные ночью повреждения, и теперь на кроме уродливым белым пятном выделялся новый бампер. Срез прямотока выходил не совсем на то место, где располагался раньше, но, по-моему, ему и там неплохо. Переделывать что-то сил уже не оставалось. Куда я так торопился, если подумать?

Большая часть автомобиля, все то, что не несло функциональной нагрузки, валялось, аккуратно побросанное, в углу бокса. Большая — не только по весу. Я снял не только акустику и обшивку салона, но и задние и боковые стекла, закрыв проемы полиэтиленовой пленкой. Не мешало бы скинуть и пассажирские кресла, но, в целях безопасности, они были не прикручены, а приварены к каркасу. Вес болида сократился, на глаз, килограммов до шестисот. А может и того меньше. Я, ведя бой за граммы, снял даже оптику и всю шумоизоляцию. Рокот Ванкеля, казавшийся мне таким приятным и тихим, теперь гремел в салоне словно экскаватор в карьере. Изведя две бобины скотча, я заклеил все стыки, все щели в корпусе автомобиля, доводя аэродинамику до совершенства. Моей крошкой теперь можно смело пугать детей — более уродливую конструкцию сложно представить. Впрочем, драг-расинг порождал таких монстров, что в страшном сне не привидятся. А все почему? Потому что гонки выигрывает не красота, а мощность. Удельная мощность, помноженная на аэродинамическое совершенство, возведенная в степень. В степень умения гонщика. Как бы то ни было, но машина — кусок железа, не больше. В конечном итоге все зависит от мастерства расера. Водитель — самая важная прокладка в автомобиле.

Какого черта? Моя радость, хищно припавшая к земле, по-прежнему была красивой. Это не та красота, на которую клюют девочки, у них представления о красота, мягко говоря, извращенные. Это высшая красота — красота, которую может понять только настоящий мужик. Красота свернувшегося улиткой компрессора, красота сорокатонного танка, красота беснующегося пожара. Крота уродливая, страшная, но завораживающая, вызывающая благоговейный трепет. Даже в уродстве может быть своя прелесть.

— Сука ты, — вздохнул я, еще раз пнув коробку.

Что за привычка такая у меня — все пинать? Ноги-то, в конце концов, не казенные. Надо бы поостеречься, а то, кто знает, пригодятся еще.

— Ты еще здесь?

В мастерскую, еле волоча ноги, вошел хозяин. На Максе, кроме вчерашнего прикида, были огроменные мешки под глазами и надкусанный гамбургер из холодильника, который тюнер крепко прижал ко лбу.

— Как башка-то раскалывается, — пожаловался конструктор, подходя к кофеварке.

С этим аппаратом, который совершенно опустел, у меня сложились особые отношения. Нельзя сказать, что это любовь, скорее — взаимные симпатии. Благодаря только ему я все еще стою на ногах.

— Вот лажа, — простонал Макс, обнаружив пустоту вместо кофе. — Это ты его, что ли, приговорил?

— А то кто? — пожал я плечами.

Тюнер с интересом посмотрел на мою конструкцию, с сожалением крякнул, увидев свой бампер и прямоток на моей крошке, но, раз обещал — деваться некуда. Мастер обошел несколько раз вокруг драгстера, потыкал носком в кучу лишних деталей, после чего заинтересовался коробкой у входа. Оно вполне естественно — меня тоже настораживали незнакомые предметы в моей мастерской, а что говорить про такого маньяка, как Макс?

— Це шо таке? — с подозрением осведомился он.

— Я знаю? — зевнул я. — Сегодня днем принесли. Говорят, ты заказывал.

— Я? — ужаснулся механик. — Ну, может быть, может быть…

Он поднял с пола отвертку, проткнул ею скотч и развернул упаковку. Я подошел ближе. Макс, зараза, издал восторженный возглас, и загородил коробку спиной.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил я, выглядывая из-за плеча мастера.

— Ох, братишка, — тюнер извлек прямоугольную жестяную емкость. — Это вестч!

— Конкретнее можно? — буркнул я.

— Здесь все написано.

Если честно, название на упаковке мне ни о чем не говорило. Буквы-буквы, цифры-цифры, и опять буквы-буквы. Такое название может быть у чего угодно.

Что за человек он такой? Я не спал около полутора суток, и совершенно не настроен отгадывать загадки. И, вообще, загадки с рождения не люблю, а жизнь (вот ведь сука!) подсовывает их почти каждый день.

— Ладно, — смилостивился тюнер. — Объясняю специально для таких, как ты. На рыбалку ходил?

— Давно это было, и неправда.

— Хорошо, — вздохнул Макс. — Представление о коэффициенте трения у тебя же есть? — и, получив утвердительный кивок, продолжил. — Пойдешь еще на рыбалку — обрати внимание, что все рыбы скользкие. А знаешь, почему?

— Не-а.

— Вопрос чисто риторический. Потому что они выделяют особую смазку, которая снижает трение между телом рыбы и водой. Таким образом…